Мне не нужно было поднимать голову вверх, чтобы узнать кто стоит в непозволительной близости от мне. Слишком близко. Прикасается к моей обнажённой коже предплечий.

И в тишине прозвучал тихий мужской низкий с хрипловатыми нотками голос:

— Нам надо поговорить.

12. Глава 11

Соня

Его прикосновения обжигают. А голос пробирается в самое нутро, обнажая на сердце раны, что скрывались долгое время под пластырем, в один миг срывая непрочные повязки. В нос ударяет его запах, и в эту секунду мне хочется отшатнуться от мужчины как можно дальше.

Чтобы не стоял так близко. Чтобы не прикасался. Не действовал на меня опьяняюще, точно так же, как и много лет назад. Вот только сердце не слушает отголоски разума. Оно сжалось и в следующий миг лихорадочно забилось. И как бы я ни старалась его успокоить и заглушить все свои чувства, получалось с трудом.

Лишь титаническими усилиями мне удалось добиться этого. Успокоиться.

Делаю глубокий вдох, вцепляюсь двумя руками в папку с бумагами, прижимая её к своей груди как можно ближе. Прячась за ней словно за щитом от бывшего своего мужчины.

— Отпусти, — тихим охрипшим голосом произношу, смотря на чёрную футболку Егора, облегающую каменную грудь мужчины.

— Что?! — не понимает Свободин.

— Отпусти меня! — и следом добавляю: — Пожалуйста!

И сильные крепкие руки соскальзывают с моих предплечий. Но словно нехотя. Медленно. Будто желая ещё на немного задержать это мгновение – его ладони на моей коже.

Набрав побольше воздуха в лёгкие, делаю шаг назад, увеличивая между нами расстояние. А потом ещё и ещё... Дабы быть от него достаточно далеко. Так намного лучше. Даже дышать становится легче. И коленки не так сильно дрожат. Хоть и чувствую всё ещё внутреннюю дрожь. Но и она совсем скоро пройдёт. Уверена в этом.

И в голову проникают его слова о том, что он хочет со мной поговорить. Вздрагиваю и вместе с тем поднимаю на него взгляд, встречаясь вновь с зимней стужей его синих глаз, от которых мороз по коже пробегает. Становится зябко. Холодно.

О чём Свободин со мной хочет поговорить? Он что-то узнал? Или ему рассказала Виктория Викторовна что-то? Призналась во всём?

Эта оглушительная мысль практически выбивает у меня почву из-под ног, и мне едва удаётся стоять прямо, а не упасть к ногам бывшего возлюбленного.

Во рту пустыня Сахара, но я всё же произношу, хоть и не узнаю свой голос:

— О чём ты хочешь со мной поговорить? Что-то с Викторией Викторовной? — мой пульс лихорадочно учащается, и я ещё сильнее вцепляюсь в папку.

Руки Егор прячет в карманы брюк и смотрит на меня.

— Зачем ты заходила к моей матери?

От такого вопроса, слетевшего с его губ, я опешила. Это он сейчас на что намекает? И если это то, о чём я думаю, то мне будто кулаком под дых дали. Хотя нет – в сердце. Пронзили сердце острым ножом, всадив по самую рукоять.

В уголках глаз защипало, но я не дала пролиться предательским слезам, а ровно выстояла. Я будто сжалась внутри, приготовившись отразить атаку, выпуская наружу колючие иголки, как у ежа. В сердце стали пробираться холод и стужа. И я чувствовала, что она вот-вот нагрянет. Настигнет. Заберёт в свои лапы.

Вдохнула. Выдохнула. Незаметно. Чтобы Егор не заметил, как сделал мне больно своими словами. Своими предположениями. И, смотря прямо в глаза, проговорила:

— Я заходила к Виктории Викторовне, чтобы узнать, как её самочувствие. И всего-то. Просто узнать, как она себя чувствует. Или мне это запрещено? Боишься, что я ей что-то сделаю? Тогда прости. Больше такого не повторится. Я больше не потревожу ни тебя, ни твою семью. Это всё? Я ответила на твой вопрос?