Не знаю почему, с прибытием имперских кораблей на душе моей стало спокойнее, веселей. Я верил, Стелле Марис можно доверять. Зря я ей чё ли заколку подарил? Пускай отрабатывает! Пока кокетничал с Гончьей, лялякал с Рабнир, ещё и по комнате передвигался, порядком утомился: настолько, что, упав на кровать и пропустив ужин, проснулся только на следующий день. Голодным, всё так же вялым, с ещё более ноющим, болящим, зудящим телом и членом на полшестого. Всё моё мужское с кровью что ли вытекло… Кое-как раскочегарившись, пережив ебучую смену повязок, бубнёж Марии, наведавшейся ко мне с утра пораньше. С закатом, переступая через все «нельзя», попробовал выйти на улицу. Встречавших оказалось много, некоторые, при виде меня, словно не веря, бормотали: «Всё-таки живой». Конечно, живой, бля, что думали, я лох какой-то – после первого покушения откисну?! Хер, всем нашим врагам на зло, выживу! Верну эту божественную дрянь, попавшую под дурное влияние, а после заживу жизнью шейха в блядо-гареме! Теперь, когда я знаю, что домой нам не попасть, что мы там все уже мертвы, можно отказаться от большей части мыслей и фантазий. Поговорить с девчатами, предупредить и, как-то вместе, уверенно двигаться вперёд. Мне, как правителю, ещё предстояло для каждой из них по мужу личному откопать, желательно молоденькому. Как устаканится эта возня на полуострове, через рынок куплю им мужиков-рабов и пусть ебутся! Сами себе выберут, воспитают, а дальше хоть трава не расти… и хуй тогда мужу-рабу скажут, что «я на тебя все лучшие годы жизни потратила»!

Поприветствовав толпу, рассказав о своём добром здравии и «хороших видениях», выразил всем ожидавшим рядом свою благодарность и разогнал к чертям собачьим по своим рабочим местам. Бездельники! У нас тут скоро торговцы Империи появятся, а на рынке всего пять палаток, в поселении не прибрано, в детском саде черти что, на кухне шаром покати! Беспредел и расхлябанность, товарищи, я требую реформ!

Короче, во все щеки, напихав всем, кому не попало, «добрых слов» за разгильдяйство и «лень», возвращаю поселение к привычному образу жизни. Чуть ли не матом гоню арию на защиту наших земель, на баррикады и помощь своим же товарищам. Слова мои оказались для многих в разы убедительнее слов Добрыни, хотя медоеды явно подняли бунт или объявили ему бойкот. Ни одна из них и с места не сдвинулась. Рабнир – их вождь, вождь оставался на месте, спокоен, и племя его пребывает в том же спокойствии. Со слов Гончьей, подобное поведение для медоедов почти не свойственно, мол, многие из них «совсем того» и опасны для общества. Да только рядом со мной и со своей хозяйкой Рабнир вели себя они тише воды, ниже травы.

И именно их спокойствие, предвзятость к ним федерации я использовал для наведения на улицах порядка, оживления рынка и проверки строительства своего будущего борделя. Пока мучился с бюрократией, потом валялся в постели с ножевыми, стройка успешно завершилась. Огромное по местным меркам здание с кухней, которую уже заняла тётя Вера, залой, в которой с радостью на скамейках и столах дрыхли кошки, а также с множеством комнат, в которых поселились наши десятники и сотники, было полностью построено и сдано в эксплуатацию. Оставался только один вопрос, какого хера они все там делали!!!

Почти вся федерация, в один голос твердила: «Таверна нам не нужна, отдельные комнаты лишь посеют раздор, семья должна жить в одном месте!» Ага, да, конечно, всё точно так, да только наоборот и случилось. Едва на горизонте стройки замаячили свободные комнаты, отделявшие старших детей от старых ворчливых бабок, как те под любым предлогом начали сваливать из дому. Занимать то, значение чего толком и не понимали. «Кровать есть, комната есть, даже шкаф есть… Я пришла первая – значит, и моё!» – утверждали самые тупые, но при этом сильные и гордые воительницы федерации, вынуждая меня прибегнуть к запрещённому приёму.