Без руки, пальца, глаза, не долечившись, они рвались в бой, обещая несбыточное. Так происходило каждый раз, когда моя скромная персона наведывалась в госпиталь, желая проведать раненых друзей, не медоедов. Собственно, по этой причине мне в лазарете строго-настрого запретили появляться. Бабы начинали вести себя странно, кичиться отвагой, скрывать боли, когда многие из них находились всего в двух шагах от смерти. Мария, стюардесса с самой прекрасной и благородной из всех способностей, хоть и питала ко мне чувства весьма открытые. С должностью «главного лекаря» и собственной совестью поступиться не могла. Выгнала меня на хер из больницы, и на соблазны, на жесты внимания, оказываемые мной, поддаваться отказывалась. Ухаживать за ней единственной мне разрешила Олай. Как на зло, после последней битвы именно этой женщине было не до меня.

Вспоминая нежности, а также отведённые мне считанные часы со святой-извращенкой, подхожу к баракам, у которых вижу странное. Одна из республиканок, рогатая, та самая молодая, что вчера просила присягнуть на верность мне и моему роду, «бодается» с кетти-охранницей.

– Я, Таран Абба, лучшая ученица мастера Бадания, освоившая тысячу и один бараний удар, непременно одолею тебя! – Топая ногой, словно разъярённый бык, готовящийся к атаке на матадора, кричала республиканка.

Через массивную, плечистую толпу женщин, я не сразу распознал её соперницу.

– С нетерпением жду! – ответила знакомым голосом Кетти. Одна из тех, кто была беременна, и не просто от кого-то, а от меня!

О боже… Словно мамочка, испугавшаяся за своего непутёвого сына, ввязавшегося в драку, я тут же кинулся в толпу, намереваясь как можно скорее завершить конфликт! А что если эта Таран Абба и вправду сильна? Что если она окажется быстрее и ударит в живот!

– Остановитесь! – кричу я, прорываясь через нестройные ряды, и вижу… что всё уже закончилось.

Моя Кетти, отряхивая руки с ехидной улыбкой, поставив победоносно ногу на спину валявшейся в пыли республиканки, довольная собой, скалилась во все свои клыкастые зубы. Слава богу, пронесло.

– О, а вот и будущий папочка! – заметив меня, крикнула воительница. – Ну, видел? Она ещё не родилась, а уже одержала победу, пусть и в моей утробе. Гордись!

Тупорылое ты создание, я горжусь… – Кляня «заботливую мамочку», без лишних слов отворачиваюсь и возвращаюсь к грядкам.

Незнание в рот ебет всезнание. Барания, или Бадания, как там тебя, ты плохо тренировала свою ученицу, и за это тебе спасибо. Мало знать крутые приёмы, их ещё нужно уметь правильно использовать, особенно когда твой враг выше, тяжелее и сильнее. Кошки Добрыни больше других выделялись своим «незнанием». Они не знали тысячи сильнейших названий техник и стилей, и вместо произношения крутых слов оттачивали простые, до боли эффективные приёмы. Как говорил Брюс: «Не бойтесь человека, который знает 1000 приёмов. Бойтесь того, кто тренировался 1 приёму 1000 раз». Дядька Ли наверняка бы гордился Кетти, ведь даже на тысячи повторений батя вряд ли оставил бы их в покое.

Хотя грубо во всех победах кошек хвалить только Добрыню. С батей они тренировались дольше других; безусловно, их индивидуальные и командные навыки возросли именно под его руководством. Однако боевая подготовка – это лишь часть пути. Нельзя недооценивать роль простых охотников, рыбаков, тех, кто занимался поиском провианта, а также тех, кто этот самый провиант сохранял и поставлял в войска. О, а ведь ещё немалую важность сыграли няньки в яслях, знахари, а также моя скромная персона, с трудом умудрившаяся оседлать диких женщин пантер. Именно благодаря тылам, наши бойцы жрали не рыбьи головы с потрохами всяких животных, а нормальную, сбалансированную пищу, приготовленную лучшим поваром джунглей, тётей Верой. Воинам деревни, независимо от нахождения, будь то тренировочный лагерь или поселение, полагалось минимум двухразовое питание – обед и ужин, включавшие в себя первое блюдо, второе, и, конечно же, по советской традиции, компот. Не было на острове существа или человека, что готовил бы вкуснее тётки. Она, наряду с лучшими из нас, набирала уровни, своей пайкой придавая сил другим, укрепляя их веру в себя, нас и наше правое дело. Сытый солдат, как и работник, трудится и сражается в разы дольше голодного или, не дай бог, отравившегося. А так как кухня была под полную ответственность преданному своему делу человеку, с санитарными нормами у нас всё оставалось на предельной высоте.