Ставлю столик-поднос рядом с подушками на постаменте, пока слуга тихо прикрывает дверь позади меня. Осматриваюсь по сторонам. Из-за приглушенного света видно плохо, но я точно могу определить, что эта комната — если не считать общих — самая большая из виденных мною в этом особняке. Полы устланы толстыми коврами, что позволяет мне передвигаться абсолютно бесшумно, если не считать дыхания и шуршания одежды. Зона отдыха, большая кровать, два огромных кресла с высокими спинками, нависающий между ними хромированный торшер и столик, разделяющий эти кресла. Рядом с ними установлен невысокий книжный шкаф, а дальше — две двери. По планировке комнат, в которых я уже побывала, могу сказать, что одна ведет в гардеробную, а вторая — в ванную комнату. Удивительно, но здесь не пахнет ни болезнью, ни застоявшимся воздухом. В комнате витает приятный древесный аромат с примесью свежих ноток морского бриза. Мне нравится.

— Ты пришла сюда кружиться?

Я вздрагиваю и негромко вскрикиваю от громогласного голоса, раздавшегося со стороны кровати. Опускаю голову и резко поворачиваюсь лицом к господину Заиду. По заведенному правилу, я не могу смотреть ему в глаза, пока он сам не прикажет. А мне жуть как хочется взглянуть на него. Хотя бы одним глазочком. Но все портит мой страх, от которого я так и не избавилась. И пускай его голос совсем не похож на голос того шакала, сердце все равно трепыхается в груди, сигналя об опасности.

— Простите, господин, — извиняюсь дрожащим голосом, медленно двигаясь к оставленному мной подносу. В таком холоде суп, наверное, совсем остыл и будет бесполезен для больного человека. — Я пришла, чтобы помогать вам.

— И что ты будешь делать для этого? — хрипло спрашивает он, а потом слегка закашливается. — Рассматривать мою спальню?

— М-м-м, нет. Буду кормить вас.

— Ну корми, — громыхает он недовольно.

— Потом нужно будет измерить температуру, — говорю я, поднося к кровати столик для завтрака.

— Я и без градусника могу сказать, что она высокая. Когда прибудет врач?

Я подхожу к постели и, не глядя на господина Заида, устраиваю столик над его бедрами.

— Мне лежа есть?

— Простите.

У меня трясутся руки. От мужской близости, от его недовольного тона, от страха, что он в любой момент может схватить меня, и я ничего не смогу с этим сделать. А потом вспоминаю, что мое лицо скрыто шелой, а таких девушек, как я, в гареме десятки. Единственное, что меня выдает, — это глаза, но они скрыты полумраком.

Я поднимаю столик и покорно жду, пока он удобно усядется.

— Поправь подушки. — Я снова слегка вздрагиваю от его голоса. Он не кричит и не ругается, но все равно страшно. — Поставь еду и поправь подушки, — повторяет он, когда я не двигаюсь с места.

— Да, конечно, — суечусь, снова устраивая столик на постели, а потом хватаюсь за подушки и передвигаю их так, как, на мой взгляд, ему будет удобно. — Простите.

— И хватит извиняться, это раздражает. Что там с врачом?

— Будет в полдень, чтобы дать вам лекарства.

Господин Заид поднимает пиалу с супом и за один раз выпивает его.

— А лепешка? — неуверенно произношу, видя, как он ставит посуду и откидывается на подушки.

— Еще принеси. Этого мало. К тому же, суп холодный. Поторопись, я есть хочу. Нормальную еду, а не пустую жижу. И что-нибудь посущественнее пусть приготовят.

— Хороший аппетит — это путь к выздоровлению, — с улыбкой говорю я, а потом замираю, чувствуя на себе тяжелый взгляд, от которого волоски на затылке встают дыбом. Решаюсь быстро посмотреть на господина и тут же отвожу взгляд. Я не вижу его лица, но успеваю заметить блестящие в темноте глаза, которые сверлят меня. — Моя мама так всегда говорила, — добавляю дрожащим голосом. — То есть, тетя. Она моя мама.