Проклятый идиот с ранимой гордостью. Наверняка он воду взбаламутил, натравив на меня своих псов. И вот я бы почти позавидовала тому, насколько ему нечем заняться, но слишком жгучая злоба кипела внутри. В этот момент Таня была подобна маленькой искорке, разжегшей целый пожар.

— Ага. Ты прикинь, на тебя даже деньги ставят.

Рефлекторно выпрямив спину, я устремилась прямо в пасть к шакалам. От знакомых лиц, некоторых из которых я знала уже больше полугода, стало откровенно нехорошо. Как же тошно!

Алина со второго, мы с ней как-то вместе пили кофе. Коля с первого и даже Артем, часто у меня списывающий — все здесь.

— Я тоже хочу поставить, — громко нарушила тишину, возникшую при моем появлении.

И, пока уверенность не покинула, вытащила из кармана несколько купюр. Вчерашние чаевые.

— Ты? — гогот резко стих.

Ошарашенные физиономии легли бальзамом, раскатав по душе комочек злого нетерпения. Столько эмоций — от насмешек до озадаченности. Мрачное удовлетворение лизнуло в щеку, подтолкнув к чему-то безумному.

— Да. Ставлю на то, что я никуда из этого универа не уйду. Никогда.

— Но такой ставки нет, — пробормотал тихий очкарик.

— Значит, будет. И если я выиграю, все деньги мои, правильно?

— Да, но…

— Тогда ставь. И запиши обязательно — Варвара Соболева.

Это было просто отвратительно. Взгляды, голоса, сливающиеся в один бесконечный треп, пальцы, ставящие какое-то проклятое клеймо. Не спрятаться, не уйти. Один раз голову опустишь, и крышка. Сметет, как лодочку во время шторма.

Я все понимала и потому на каком-то ослином упрямстве шла против. Черпала силы из злости, на которую раньше даже не была способна. И, как будто этого мало, за спиной бархатными искрами растекся хрипловатый смех. Спокойный, уверенный и пробирающий до дрожи. Так смеялись лишь те, кто был твердо убежден в собственном превосходстве.

— Никуда не уйдешь? — Булатов прикинулся дурачком. Словно давал мне шанс передумать и сказать что-то более адекватное. — Значит, надеешься, что отстану? Тогда прости. Со стоп-словом ты явно ошиблась.

Я обернулась, почти на инстинктивном уровне чуя опасность. Когда холодные, голубые глаза цвета замерзшего озера, отзеркаливающего гладь неба, блуждали по затылку, мне очень хотелось защититься. Он смотрел на меня, как всегда одетый с иголочки в своей агрессивной по стилю одежде, с отполированными до блеска ботинками, с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами черной рубашки, из под воротника которой выглядывала золотая цепочка, стройный, поджарый, с хищной улыбкой на лице. Одним словом — опасный.

На миг Булатов улыбнулся, шире растягивая уголки вечно насмешливых губ, отчего на щеках замелькали ямочки. Будто он увидел что-то такое, что ему реально понравилось.

Мне же стало только хуже. Я все еще слишком хорошо помнила, как он выглядел, когда по-настоящему расслаблялся. Насмотрелась вчера в клубе, пока играла в шпиона и отчаянно пряталась. Настоящая улыбка его красила. Мне поплохело.

— Какой крайний срок? — обратилась к пареньку, регистрирующему ставки.

Просто игнорируй, боже.

— В смысле?

— Никогда — это долго. И я правда не хочу столько ждать, а иначе ваши ставки — просто деньги на ветер. Давай лучше до конца первого курса. Это почти полгода, и если я все еще буду тут учиться, то забираю куш.

— И не жалко? — непрошибаемость Булатова конкретно доводила. — На эти бабки могла бы хоть разок нормально поесть. На кожу и кости мужики не бросаются.

Внутри кольнуло. И не просто царапнуло, а болюче ввинтилось под кожу. У него не было никакого права называть меня нищебродкой. Это ж каким надо быть моральным уродом, чтобы ставить мне в вину то, что, пока он ежедневно спускал отцовские деньги, я пахала, как проклятая, только бы оплатить счета из больницы и перебиться полуфабрикатами.