— Я одета, — скользкое напоминание.

Мужчинам же такое нравится. Так мне Вика сказала. Или Макс просто не дорос? Личная неприязнь помешала?

— Одежда должна закрывать, Варя, — бросил очевидное с ядом в голосе, пропуская нотки снисходительности. Тоже мне, открыл Америку.

— Так не смотри. Разве сложно? — я провоцировала, но не специально. Вроде шла по грани, но в пропасть не заглядывала. Лишь бы прекратить диалог.

Пластинка сменилась. И снова из стужи в огонь.

— Ты вообще сегодня ела?

Несколько раз моргнув и прочистив горло, я едко уточнила.

— А что? Хочешь бросить косточку с хозяйского стола? — пока на нас не смотрели, я откинула вежливость.

— Хочу, но не косточку, — хрипотца стала тягучей, как мед, а слова острыми, несмотря на внешнюю безобидность. — Ждешь, пока я уйду?

— Как я могу? — притворно удивилась, наконец выпрямляясь и получая свободу действий. — Отдыхайте сколько душе угодно.

— Хорошо, — тон уже другой. Зазвенел металл вперемешку с холодом. — Ты сама так захотела.

С глухим скрипом отодвинул стул, затем поднялся, хрустя шеей, будто специально привлекая внимание, и нерушимой скалой двинулся на меня. В этот момент я как никогда понимала, почему о Булатове говорили почти все, и дело даже не в брендовых шмотках или дорогой машине. Даже фамилия здесь не играла особой роли — в нем был стержень, не зависящий ни от чего. Власть и сила просто текли в его крови, и потому мне всякий раз было тяжело выдерживать такое кошмарное давление.

Но сейчас оно перелилось за край.

— Вы хотели еще чего-нибудь? — сглотнув, я выдавила мало-мальски подходящую случаю фразу.

— Ага. Покажи, где здесь уборная, — далеко не просьба.

С одной стороны, было бы хорошо уйти из-под обстрела чужих взглядов и выдохнуть, но в то же время перспектива остаться наедине с Булатовым слегка пугала.

Хах, слегка. Ну да. А ноги просто от холода тряслись.

Я сомневалась, теша себя надеждой на право выбора, и упустила момент, когда Макс уже двинулся к предполагаемому концу зала. Он не ждал ответа. По его сценарию девочка на побегушках всегда бежит следом.

Повысила голос, чтобы докричаться.

— Вам налево. Третья дверь.

— Проводи, сказал, — не запнулся, не замер. Только спина едва ощутимо напряглась, отчего на плечах натянулась рубашка.

Конечно, мой повелитель! Захотелось съерничать и тут же сплюнуть.

На негнущихся ногах выполнила столь вежливую просьбу. Суровое лицо начальницы просто не оставляло мне других вариантов. Понадеялась, что он там утопится.

Когда мы скрылись за поворотом, Булатов прекратил строить идиота. Естественно, он безошибочно нашел нужную дверь, но с личным поводырем, наверное, было веселее.

— Иди, — рвано выдохнула, прислонившись к стене.

В стороне от зала, в узком коридоре, музыка прощупывалась блеклыми отголосками, импульсами, которые нисколько не мешали и не давили на виски. Услышав хлопок двери, я прикрыла глаза, решив передохнуть хотя бы минутку. Вялым движением помассировала шею, обняла себя ладонями, перевела дыхание. Мне казалось, что Булатов чисто из упрямства повел за собой, не было сил думать, просчитывать наперед, стокилограммовая усталость навалилась на плечи, поэтому я ослабила бдительность.

Но потом — будто хлыстом по коже, до меня донеслось тихое дыхание, и прежде, чем я успела дернуться, тяжелое, сильное тело пригвоздило к стене. Внезапное давление выбило воздух из легких, распахнутые глаза уперлись в чужое лицо, чересчур острое и злое. Об его скулы можно было порезаться.

— Ты реально не вкуриваешь, зачем я тебя сюда позвал?

Подзатыльник бы мне дать. Знала же, что рядом с ним нельзя расслабляться.