Судя по кадрам – следствию в лице давно не спавшего майора было вовсе не до вопросов от прессы, что он предельно доходчиво и сообщал прямо в камеру. Не надо было владеть Речью, чтобы по губам прочитать, куда именно должны были отправляться оператор и корреспондент. За спиной майора мужики в форме курили с лицами, хуже того, которое было у дяди Сени на похоронах моей мамы. Мимо них другие, на которых лиц не было вовсе, выносили носилки, где тревожно, словно Пятна Тьмы, колыхались чёрные большие мешки. Последним шёл, кажется, следователь, в гражданской одежде. В заляпанных кровью брюках. И в слезах. В руках у него был точно такой же мешок, только значительно меньше по размеру. Из дыры справа вдруг выскользнул и упал на асфальт маленький красный предмет. Который ни глаза, ни мозг узнавать категорически не хотели. Руку, криво, наискось отрубленную чуть ниже локтя.

Камера замерла, дёрнулась – и картинка уехала наверх, по серым кирпичным стенам, по стволу росшей у подъезда рябины, прямо в небо, пустое и молчаливое. Оператор к увиденному тоже готов не был и потерял сознание. Повезло. Со всех сторон полетела матерщина, злая, густо. Настолько, что её «запикивание» слилось в сплошной сигнал, какой бывал раньше, когда поздно ночью телевизор начинал показывать настроечную таблицу.

Сбивчивым и сдавленным голосом, со слышащимися в нём слезами и ненавистью, девушка-диктор за кадром сообщила, что есть основания подозревать в причастности к ужасному кровавому массовому убийству падчерицу Банкина, Климову Ангелину, проживавшую вместе со зверски убитыми. На экране появилось фото Энджи с какой-то девчонкой на коленях, лицо которой было замазано. Всем, кто видел Климову, предлагалось тут же сообщить за крупное вознаграждение. Но ни в коем случае не предпринимать мер к задержанию.

– Чего это, Яр, а? – шёпотом, от которого у меня зашевелились волосы на голове, спросила Лина. – Это как же, а, Яр?..

На наше счастье, машина в это время уже стояла на обочине на аварийке. Потому что если бы Энджи начала, хрипя и воя, царапать ногтями горло, а я бросился перехватывать ей руки на ходу – было бы очень плохо всем нам.

– Ось, наркоз! – рявкнул я так, что сам испугался. И раздавшегося рыка, который Речь только усилила, и чёрно-алой вспышки перед глазами, полыхнувшей одновременно с ним.

Лина обмякла и сползла головой на подлокотник между сидениями. Ровно и глубоко дыша. Во сне. Я глянул в зеркало. За моей спиной выпала соска изо рта Павлика и повисла на какой-то новой пластмассовой цепочке, что крепилась прищепкой ему за рукав футболки на плече. Алиса склонила голову к верхушке его кресла-люльки. Оба крепко спали.

– Это чего сейчас было, твою мать? – Сергий протирал кулаками глаза и широко разевал рот, будто сом на берегу.

– Странник опять Ярью швыряется, как в последний раз, – ответило Древо. – Велел мне Линку усыпить, а Силы кинул столько, что тут теперь на семь саженей вокруг вообще все спят, даже кроты под землёй. Хорошо, повозок ваших самобеглых на тракте не было – побился бы народишко… Прав ты был, Серый, учить его ещё да учить. Не Странник, а бомба какая-то…

– А усыплять-то зачем? – вернул его к первому вопросу Сергий.

– Охота, Серый. Охота началась. Да как-то уж больно споро да зло в этот раз, – задумчиво сообщило Древо.

– Где? – теперь алым и слепяще-белым полыхнуло от Хранителя.

– Во Дебрянске пока. Семью Ангелины нашли. Мамку, отчима и сестрёнку сводную.

– Всех? – хмуро спросил Сергий, бросив на меня сложный взгляд через зеркало заднего вида.