Но возникший из ниоткуда официант с надписью «Василий» на груди корректно, но настойчиво сопроводил нашу группу в правую часть зала. Где всё встало на свои места. Кроме нас – мы сели. Я отметил настороженный взгляд Хранителя, потеплевший после того, как он заметил банку с Осей у меня в руках.

– Приношу извинения за возможные неудобства, – продолжал развеивать иллюзии Василий. – Центральная часть зала сейчас на спецобслуживании. Шведский стол и все блюда для завтрака – прямо за вами.

– А из спецменю полакомиться ничем не получится? – спросил я, уже зная ответ, официанта, помогавшего Алисе устроить Павлика в высоком детском стульчике, который сразу же поставил рядом с нашим столиком. Но уж больно поросёночек хорош был, стоило попытаться.

– К сожалению, нет, – он будто и в самом деле искренне раскаивался и переживал. – Хозяйка встретила старого друга, с которым давно не виделась. Хотела вовсе ресторан закрыть, но он отговорил, к счастью. Гостей хоть и немного сейчас, но всё равно было бы неудобно, не хотелось бы конфликтов.

– Разумеется. Кто ж любит конфликты на пустой желудок поутру, – понимающе покивал я, поощряя общительного Васю.

– Мы сами все в шоке, честно, – округлил тот глаза, переходя на доверительный шёпот. – Она детей своих так не встречает, как этого господина. Он явно очень, очень непростой.

– Если б ты знал – насколько, Вася, ты б ещё сильнее изумился, – многозначительно поддакнул Ося Речью.

Дама рядом с Хранителем выглядела богато. Не только по местным меркам, надо думать. От укладки и стрижки, пусть и явно переживших несколько суровых испытаний, до маникюра. От крупных бриллиантов в ушах – до идеально ровных и белых зубов, которые становились видны, когда она хохотала над неслышными нам репликами Сергия. Она была в том возрасте, когда для того, чтобы так великолепно выглядеть, нужны не только приличные деньги, но и стальная воля. У неё явно имелось и то, и другое.

Неожиданно для себя самого, я глянул на пару воркующих так, как научился только вчера, когда искал ауру Осины. В груди дамы полыхал алый шар, насыщенно-красный по краям, а ближе к центру переходивший в оранжевый и жёлтый. Ядро которого было ослепительно-белым.

– Опять за своё, старый чёрт, – буркнуло Древо. – Давно ли усыхал во прах, ни единого шанса на жизнь не имея? А нынче – глянь-ка, сколь Яри бабёнке отвалил на радостях. Петрухе, сослуживцу, и то меньше досталось, а ведь и ему худо-бедно лет на десяток хватит.

– Не завидуй, – внезапно «сказала» Алиса, потчуя Павлика кашей.

– Я не завидую, я радуюсь, – чуть растерянно ответил Ося после некоторой паузы.

– Я и гляжу – аж листья сворачиваются на радостях, – отозвалась сестрёнка.

– Где?! – листва в банке дёрнулась, как если бы кто-то задел стол бедром, проходя мимо. Только никто не проходил и не задевал.

– Никак листовёртку подцепил? – с поддельной тревогой добавил я.

– Да где?! – казалось, вопль Древа услышали даже те, кто Речью не владел.

– Показалось, наверное, – подключилась Лина. До этого зачарованно наблюдавшая, как и все мы, за тем, как ходуном ходят листья на всех трёх росточках в банке. Словно у той дурацкой игрушки-цветочка на солнечных батарейках, что стоит на передних панелях некоторых романтически настроенных водителей фур, автобусов и маршруток.

– Шутим, да? – зловеще протянул успокаивавшийся Ося. – Чаплины, да? Паты и Паташоны? Тарапуньки и Штепсели?

– Да ладно тебе, Ось. И впрямь забавно получилось. Вспомни, когда ты пугался так последний раз? На глазах молодеешь! – раздалась реплика Хранителя, что продолжал в это время есть с руки то, чем кормила его мадам.