– Тебе уже лучше? – спросила я.

– Лучше? – Она почесала нос.

– Да, вчера ты меня здорово напугала.

– Ах да, спасибо, боль прошла. Шляпа очень помогает.

Я не знала, что ответить на это.

Между нами снова повисло молчание.

Я не понимала, с чего начинать терапию. Эта девочка была совершенно не похожа на всех моих предыдущих пациентов.

Я психолог, специализирующийся на неизлечимых больных. Я провела много лет, помогая людям принять смерть, ведь никто нас к этому не готовит. С момента нашего рождения тема смерти становится табу, ее избегают, о ней не говорят в семье, особенно в присутствии детей. Нас не учат осознанию того, что смерть – это часть жизни.

И если здоровым людям невыносимо думать об этом, то для неизлечимых больных все гораздо сложнее: они должны принять, что конец для них наступит раньше, чем ожидалось. К этому нужно добавить ухудшающееся качество жизни, постоянные боли, потерю самостоятельности, ограничения социальной жизни.

Моя работа состоит в том, чтобы сопровождать пациента на протяжении всего процесса, от принятия до скорби, пока он задается вопросами, на которые невозможно найти ответ: «Почему это случилось со мной? За что? Что я сделал?»

– Луна, я здесь, чтобы помочь тебе, если ты, конечно, захочешь. Но я прошу тебя быть со мной честной, я прошу, чтобы ты откровенно рассказывала мне, что ты чувствуешь, что ты думаешь обо всем происходящем, как это влияет на тебя. Если эта шляпа нужна тебе для того, чтобы сбежать от реальности… я бы хотела, чтобы ты сказала мне правду.

– Правду? Какую правду? – удивленно спросила она, открыв глаза так широко, что мне показалось, они вот-вот вылезут из орбит. Она снова почесала нос.

– Что ты имеешь в виду?

– Правд много, вы про к-к-какую спрашиваете? Мою? Вашу? Ту, что у врачей, или у той женщины снаружи, которая спросила, моя ли вы мать?

– Откуда ты знаешь? Как ты смогла услышать это с такого расстояния? – спросила я.

– Это не важно, долгая история. Д-для этой женщины вы моя мать, и это ее правда. Чью правду вы хотите узнать?

– Твою, – ответила я.

– Ладно, н-н-но при одном условии.

– Слушаю.

– К-к-когда я расскажу свою правду, вы не уйдете, к-как другие психологи, не оставите меня снова одну. Вы не будете считать меня ненормальной. К-к-когда я расскажу свою правду, вы пойдете домой. Сегодня вы не будете меня оценивать или осуждать. Можете сделать это завтра, но сегодня – нет. А завтра вы вернетесь, д-д-даже если только для того, чтобы попрощаться, но вы вернетесь.

Я согласилась:

– Договорились.

– Договорились, – ответила она и снова почесала нос.

И следующие несколько минут стали самыми сюрреалистичными за всю мою жизнь.

Женщина так и сидит, сжимая чашку в руках и пытаясь осмыслить произошедшее. Просто ее пальто упало на пол, не более того.

Это правда, что после знакомства с Луной ей трудно перестать искать тысячи объяснений каждому моменту в жизни, но в конечном итоге реальность всегда берет верх.

Она думает о стране чудес, которую придумала девочка. Она знает, что у нее не было злого умысла: Луна никогда не хотела обмануть ее. Луна просто верила в то, что говорила, это была ее правда. К сожалению, за пределами ее мира эта правда превращалась в ложь.

И, даже зная об этом, женщина все равно была сейчас там, в далеком уголке Северной Европы, в Польше, разыскивая ребенка и пытаясь доказать самой себе, что все это было ложью.

– Правда… правда в том, что, когда я надеваю шляпу, я могу жить жизнями других людей, – сказала она совершенно невозмутимо, без тени улыбки, с тем выражением на лице, которое обычно замечаешь у человека, говорящего правду.