Объятия в сумраке, горячий шёпот в ухо до мурашек и голая красивая спина под моими руками.

Картинка встала перед глазами, а в груди начал теплиться огонёк той старой детской любви…

И тут же умер, выжженный болью в левом запястье.

Я дёрнулась, пошатнулась на узком подоконнике и полетела вниз, не зная, что хуже: жить с этой вечной болью, или свернуть себе шею, вывалившись из окна.

Решить не успела, удар о землю и милосердная тьма настали раньше.

7. ГЛАВА 7. А поутру она проснулась*

* отсылка к фильму «А поутру они проснулись», где несколько героев просыпаются в вытрезвителе, и пытаются вспомнить прошлый день.

В стену стучали, и этот звук отдавался болью в висках.

– Па-а-адъём! Вставай, дурында! Академия плачет!.. Вставай, а не то встану я – и купаться тебе в ледяной воде-е!

– Встала уже! – прохрипела я и для верности стукнула в ответ.

Продрав глаза и щурясь на свет из окна, я обвела взглядом комнату, обнаружила настенные часы на противоположной стене в пёстрых обоях. Шесть утра! Рань несусветная, а мне ещё и снилась всю ночь какая-то муть.

Ночевала я здесь впервые, и к комнате привыкнуть не успела. Вчера утром дядя доставил меня в столицу прямо из Синегоры, подыскав жильё заранее. Я заскочила в комнату, бросила чемодан с вещами на кровать, а рюкзак с книгами под неё. Туалетная комната была общей с хозяйкой, и стоило поторопиться, чтобы успеть принять душ – прошедшую ночь отчего-то хотелось с себя смыть.

  Открыв дверцу небольшого двухсекционного шкафа из крашеного белым дерева, я обнаружила, что чемодан мой разобрали, одежду развесили, полотенца и бельё разложили по полочкам.

Вот же проныра – эта мисс Зерби… – я потерла ноющие виски.

Вода, как ни странно, освободила меня от боли и полностью взбодрила, а блинный дух, разносившийся по коридору, пробудил драконий аппетит. Кое-какие плюсы от полного пансиона всё-таки были.

­– А, умылась, дурында. Садись, – подала мне большой стакан с молоком квартирохозяйка, удивительно вежливая сегодня (а где же «чтоб ты поперхнулась, профурсетка?»). – Варенье вон. Сливки бери. Голова не болит-то? Не кружится?

От неожиданной смены темы я всё-таки поперхнулась молоком.

Это мой Цербер на вчерашнюю гулянку намекает? Так я выпила всего ничего, она же сама вчера принюхивалась, как ищейка. Думаю, рази от меня спиртным, – ещё бы за косы оттягать попыталась.

– Нет, всё хорошо, – что, кстати, было чистой правдой. И голова не болела, и хвост не отваливался. Чувствовала себя бодрой и довольной жизнью. Странно даже.

­– И не тошнит? – уточнила Цербер, глядя на меня печальным адским пёсиком.

О, а вот и намёки на возможный залёт. Хм. Что-то мне тревожно. А всё ли мне снилось из того, что я помню?

Я помотала головой, нервно запивая блин молоком.

– Ой, и правда, за кого я тут переживаю? Сотрясение мозга может быть только при его наличии. Ты жуй-жуй, раз не тошнит.

Сотрясение мозга? Крылатые! Всё-таки не снилось?

Старательно работая челюстью, я уставилась на квартирохозяйку.

– Повезло тебе, – продолжала «сочувствовать» она, умильно сложив подбородок на ладонь, – что не на мою любимую розу попала. Я бы там тебя под ней и прибила бы, если б сама не убилась. Пустила бы на удобрение. А что? Цветочкам удобрения – в радость.

– И многих уже перевели на компост? – насколько могла невозмутимо поинтересовалась я. В какую бы лужу не села – держи лицо, как говаривала моя няня. Так что я откусила свёрнутый в трубочку блин с малиновым вареньем и похвалила: – М-м, оочень фкушно.

Похвала и адскому пёсику приятна, и мисс Зерби тоже довольно улыбнулась, но с темы не сошла.