— Я во всём подчиняюсь вам, ваше высочество, — сказала Корнелия негромко, но с нежным придыханием, и вновь посмотрела на Себастьяна. Только теперь — с жаром, который мгновенно передался и ему.
— О как заговорила! — расхохотался Ортрун, и в его голосе было столько довольства, что Себастьян подумал: не сделала ли принцесса такое замечание специально, чтобы отвлечь отца? — Ну, будь по-вашему. Слуги! Несите второе. Но чтобы всё съела! — Король погрозил дочери пальцем. — И так худая, не поймёшь, где душа держится.
Несмотря на то, что Себастьян уже не смотрел на Корнелию, он до сих пор ощущал жар, особенно возле сердца, — его не отпускал взгляд девушки. И чтобы справиться с этим жаром, наследник решил выпить воды, однако умудрился перепутать бокалы — что осознал только после того, как сделал глоток из бокала Корнелии.
Едва сдержав удивлённый возглас, Себастьян молча поставил бокал на стол и покосился на принцессу, которая сидела прямо, не шевелясь — будто гимнастический шест проглотила.
Любопытно. В воде был отчётливый привкус вина, а значит, принцесса делала вид, что пьёт, но не пила на самом деле. Тяжело ей придётся — на второе-то будет жаркое по-арнарийски — мясо, запечённое в тесте. Тоже разновидность равилей, только побольше размером.
Однако сильнее Себастьяна интересовало другое.
Если Корнелия не пьёт вино — значит, пить его Ортрун не приказывал? Или принцесса способна сопротивляться влиянию? Хотя бы в мелочах?
Пока рано было делать выводы, поэтому Себастьян, кивнув слуге, который принёс ему тарелку со вторым блюдом, вновь нагнулся над ухом принцессы и прошептал:
— Пей из моего бокала. Если что, скажешь: перепутала.
И поймал ещё один благодарный взгляд.
Лия
За то, что эрдериец не выдал меня отцу, я была готова его расцеловать. И простила в итоге тот вопрос, из-за которого король обратил внимание на мою тарелку. В конце концов, Себастьян же не мог знать, что у Ортруна пунктик: я должна есть всё, что дают, а если не ем — он сделает так, чтобы съела.
Я должна подчиняться — и никак иначе. Давно научившись сбрасывать влияние отцовской магии, я тем не менее никогда не выдавала себя, понимая — ослушаться я смогу лишь один раз: в день побега. Это мой козырь, который следует приберечь напоследок.
Поэтому, если понадобится, я даже лягу с Себастьяном в постель — только вот беременеть не стану. Когда драконы находятся в первой ипостаси, это вполне возможно. Главное — избегать совместного полёта. Вот в этом случае беременности не избежать, как ни старайся. Со временем пары учатся преодолевать влияние драконьего инстинкта, но всё равно близость во второй ипостаси — гарантированная беременность.
Мне повезло: на второе было жаркое, которое я вряд ли проглотила бы, если бы не бокал с водой Себастьяна. Он великодушно разрешил пить из него, и я воспользовалась этим, наконец нормально пообедав.
А потом вынесли торт, и тут уж и мачеха, и повара расстарались на славу — поскольку традиционный арнарийский торт-безе был великолепен. Он выглядел как огромная снежная гора — до тех пор, пока мой отец не дыхнул на него огнём, благодаря которому безе покрылось хрустящей карамельной корочкой. Местами она треснула, и сквозь эти трещины проросли съедобные сладкие вьюнки, чьи семена всегда просыпаются, если соприкасаются с драконьим огнём. Очень эффектно — гостям всегда нравилось.
Однако Себастьян торт лишь попробовал, весь кусок есть не стал, и я почувствовала в нём родственную душу — мне этот сладкий кошмар никогда не нравился. Больше всего на свете я любила обычные ягоды, но ни отец, ни мачеха, ни Гейр подобными лакомствами не увлекались, поэтому я порой летала в одиночестве в ближайший лес. Объедалась там земляникой и счастливая летела обратно.