– Итак, вы решили остаться с нами, наши маленькие граф и графиня? – с нежностью спросил Жоффрей. – Каковы же ваши намерения?

Дети, лежа на кружевной подушке, смотрели на них голубоватыми глазенками, в которых чудилась бездонная глубина.

– Они удивительны! – сказал он.

В его голосе слышались гордость и радость. Анжелика, очарованная и все еще боящаяся поверить, убеждалась в реальности их существования. То было мгновение знакомства. Четыре существа встретились на пороге совместной жизни, обещавшей быть долгой, нежной и безоблачной, хотя ее чуть было и не унес вихрь треволнений.

Жоффрей сжал ее плечо.

– Как я испугался, любовь моя, – произнес он глухим голосом. – Как вы меня напугали!

Никогда ранее она не слышала от него слова «страх», никогда не подозревала, что он может быть так взволнован – даже перед лицом кораблекрушения и величайших опасностей.

Она подняла на него глаза. И увидела перед собой горячо любимое лицо, искаженное той же мукой, что в ее кошмаре, где вспыхивали молнии и гремели раскаты грома, – сне столь реальном, что она испытала желание прижаться губами к его мужественной, мокрой от дождя щеке. Стремительным шагом шел он сквозь бурю… И еще был Шаплей, призрак.

– Что случилось с Шаплеем? – спросила она.

– Представьте себе, он был недалеко, в двух милях отсюда. Его взяли в плен в тот момент, когда он подъезжал к Салему. Люди, которых я послал за ним, отбили его в схватке, но дело могло принять дурной оборот, поскольку они были слишком малочисленны. Я выехал им навстречу.

– А! Так вот почему его окружали вооруженные люди с факелами… И вы стремительно шли под проливным дождем.

Жоффрей де Пейрак улыбнулся и искоса с интересом взглянул на нее, но никак не прокомментировал эту странную реплику.

– Да, – подтвердил он, – я появился как раз вовремя. Опять была решающая погоня, в которой мы могли погибнуть. Я оставил вас, когда вы были при смерти, но молодые женщины ухаживали за вами.

Неужели она действительно была призраком, когда увидела его в ночи и коснулась, желая поцеловать?

Оба младенца уже закрыли глаза и были теперь всего лишь двумя крохотными милыми существами, излучавшими покой и счастье оттого, что живы.

Она наклонила голову, повернулась и коснулась губами руки Жоффрея. Тепло этой поддерживавшей ее смуглой руки, нервных пальцев, сжимавших ее с такой трогательной заботой, усиливало чувство нежности, которое она испытывала, когда забывала обо всем, прижавшись к его плечу.

И не ее немощность была тому виной. Отныне она могла позволить себе слабость, раз он рядом. Присев на кровать, он обволакивал ее своей силой, которая никогда еще не была такой незыблемой, и стойкостью, закаленной в испытаниях и тяготах жизни, проходившей в борьбе. Теперь ее силой был он, и ей не надо было больше бороться.

Это было чудесное мгновение. Мгновение, возрождавшее забытое, но не пропавшее чувство, как в ту пору, когда рядом друг с другом они любовались своим первенцем в маленьком замке Беарн у подножия Пиренеев в далекой Франции.

Она тогда и представить не могла то, что уготовлено им обоим, неведомые дороги, предначертанные судьбой. Судьбой, о которой с трепетом и восхищением поведал ей Верховный евнух Осман Ферраджи:

«Судьбам вашим суждено вновь соединиться… Звезды рассказали мне самую странную историю любви между этим мужчиной и тобой… Он не такой, как другие… человек будущего».

И иной голос произнес:

«Нет, не сейчас, он должен оставаться в мире живых…»

«Мы ничего не знаем, – подумала она. – Мы считаем себя хозяевами своей жизни. Нам кажется, что это мы управляем своей судьбой. Но у каждого удара набата судьбы свое значение на небесах».