– Я подам апелляцию, – обещает Михаил Юрьевич. – Давайте так же переговорю с Николаем Петровичем? У него хорошие спецы в службе безопасности, пошерстят по этой бабе. Кто-то же её подкупил. И убил. Монтаж качественный, заключение я видел. Судья того же мнения.

– Почему же тогда я здесь? – цежу я.

– Потому что все мы понимаем, что именно этого добивается злоумышленник. Он скорее проявит себя, когда будет считать, что добился своего.

– Михаил Юрьевич, у меня там девочка одна. Непростой период у неё, поддержка нужна. Нет у меня времени играть в ваши игры. Как минимум, ты должен был согласовать со мной такой выпад. – я перевожу дыхание. – Свяжись с ней, объясни ситуацию. Узнай, как она, и мне доложи. Шкуру с тебя спущу, если завтра не будет новостей. Вы меня тут столько времени мурыжите, а у меня сердце не на месте за неё.

– Александр Александрович, при всём уважении, сейчас вам нужно беспокоиться о скорейшем разрешении ситуации с вами. Я попробую узнать.

– Алевтина Гуревич, сотрудница лондонской компании. Узнай, обращалась ли она к врачам и по каким вопросам.

Прошло уже более трёх недель. Я уверен, что она уже знает правду. Она наверняка сотни тысяч раз пыталась связаться со мной! Мне страшно представить, какие мысли крутятся в её голове. И больше всего я боюсь, что от всех этих переживаний у неё случится выкидыш.

На следующий день адвокат приносит мне весточку: всё в порядке, в известность поставил. Учится, работает, к врачам не обращалась, ничего не беспокоит. Ждёт меня и верит, что скоро всё разрешится.

Это «скоро» растягивается на долгие недели ожидания принятия апелляции на пересмотр дела за очевидными нестыковками: на момент убийства дамочки у меня алиби, я был дома, с сыном, в подъезде камеры и консьерж. В указанный ею период на моё имя были действительно забронированы и оплачены билеты на самолёт, но пассажир не проходил регистрацию на рейс.

Пока дело стопорится, всё, что меня интересует, это Аля. И хотя адвокат уверяет, что с ней всё чудесно, неясные переживания сковывают меня долгими ночами.

– Михаил Юрьевич, – моя самая частая просьба помимо воли срывается с губ, – один телефонный разговор. Пожалуйста.

– Александр Александрович, я прекрасно понимаю ваше состояние, но, пожалуйста, не порите горячку. По решению суда вам отказано в звонках кому-либо, кроме меня. Вы же знаете. Пока не найдут концы, будут перестраховываться, чтобы вы не связались с сообщниками и не попытались перепрятать средства.

Знаю, да. Но это не мешает мне грезить о самом желанном и недоступном.

И вот, спустя два месяца и тринадцать дней моего пребывания в следственном изоляторе, меня освобождают. Нашёлся свидетель убийства Тимирязевой, составлен фоторобот подозреваемого, и это точно не я. Кто? Следствие разберётся.

Теперь я подозреваю всех и каждого. Бакинский прав. Это сделал кто-то очень близкий. Возможно, даже Мила приложила к этому руку. И я обязательно разберусь в этом бардаке. Но чуть позже.

Задача номер один – вернуться в Лондон. Потому что мне совершенно не нравится, что звонки обрубаются механическим женским голосом, а сообщения не доходят до адресата.

Задача номер два – обезопасить сына. Кто бы ни желал мне зла, он находится в Москве.

В самый кратчайший срок мы вместе вылетаем в Лондон. А там меня ждёт пустая квартира. Ни единого намёка, что здесь кто-то жил в последнее время.

Пока сын роется в холодильнике, я набираю номер офиса.

– Глория? Это Алекс.

– Здравствуйте, мистер Мельченко!

– Глория, пожалуйста, найди в экономическом отделе сотрудника. Алевтина Гуревич её зовут.