Пока проведут экспертизу предоставленных суду фотографий и пробьют мои передвижения, я вынужден ошиваться по месту регистрации. С вконец заколебавшей меня Милой, которая упёрто отказывается что-либо понимать и вознамерилась во что бы то ни стало вдохнуть новую жизнь в наши отношения.

А долбанный адвокат просит повременить с бракоразводным процессом, потому что это плохо для более важного дела. Образ честного бизнесмена и отца благополучного семейства заметно выигрывает на фоне образа мужчины, который бросает свою жену после пятнадцати лет брака ради восемнадцатилетней девушки.

Мне наплевать на образы! Но я терплю, сжимая до хруста челюсть. Лишь уверенность адвоката, что это реально помогает в делах, сдерживает мои порывы. Но надолго ли?

Поэтому я коротаю дни и вечера в переписке или звонках Але.

Она бодрится, но держится молодцом. Я горжусь этой удивительной малышкой. Как в ней сочетается невероятная сила и трогательная хрупкость? Или это только я вижу, какая она хрупкая и ранимая? А остальные – неужели верят тому, что она пытается показать? Я и сам чуть не повёлся на это.

– Ты всё-таки подмочил мою репутацию на работе, – вздыхает Аля.

– Тебя кто-то обидел? – напрягаюсь я.

– Нет, просто теперь все опасаются, что я сливаю тебе их разговоры.

– Не самая страшная реакция, да?

– Наверно. Но я подумываю сменить работу.

– Нет, тебя всё-таки кто-то обижает там? Не ври мне, малышка. Я смогу позаботиться о тебе.

– Что же ты сделаешь? Скажешь, чтобы они не смотрели на меня, как на засланного казачка? – она грустно смеётся. – Ты должен был сказать мне, что это твоя фирма, Алекс. Я бы не стала здесь работать, а теперь я так привыкла и мне всё нравится...

От её тихого нежного голосочка внутри меня застывает огромный болезненный ком. Как же это несправедливо, что наши отношения начались в такой непростой период! Когда мы так остро нуждаемся друг в друге, мы вынуждены наговаривать километры телефонных разговоров вместо объятий, строчить сообщения вместо поцелуев и отчаянно желать скорейшей встречи.

И мне страшно даже представить, что все московские дела пойдут по плохому сценарию и я оставлю её. Это не значит, что я просто свешу лапки и перестану добиваться справедливости, но на это может уйти много времени. Я должен подготовить её к такому раскладу. Но как же это сделать, если я сам не готов?

Звонок в дверь вынуждает меня свернуть наш разговор. Если это Мила, я просто выставлю её. Пусть возвращается в загородный дом. Мне не до её нытья.

Но это не моя почти бывшая жена.

– Господин Мельченко? Подполковник Азаров, следственный комитет. Вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Тимирязевой. Вы можете сделать один звонок своему адвокату. Следуйте за мной.

Час от часу нелегче! Я подхватываю телефон, набирая Воронцову, и коротко обрисовываю ситуацию.

А потом как в тумане проносится бесконечная череда допросов, где я словно заведённая шарманка пою одну и ту же песенку: «Не знаком. Не встречался. Не был». Сорок восемь часов в камере СИЗО, неутешительный прогноз адвоката и неопровержимые улики: нож с моими отпечатками в теле жертвы, частицы моих ДНК под её ногтями, отпечатки моих ботинок рядом с местом преступления.

Виновен по всем статьям.

Подкуп тендерной комиссии – раз.

Подлог документов и кража бюджетных средств – два.

Убийство неугодного свидетеля – три.

По совокупности преступлений сторона обвинения просит десять лет строгого режима.

Десять лет моей жизни за то, чего я не совершал.

Я не святой, но и не идиот. С моими финансовыми возможностями крайне глупо так попасться! Особенно, на убийстве! Но всем по барабану. Мотив есть, улики есть, алиби нет. Восемь лет строгача – окончательный вердикт.