– Мисс Хэмптон, что происходит? – спросил он. – Почему вы кричали? Ну, посмотрите же на меня.

И она посмотрела. Невидящими глазами... А после, сотрясаясь от дрожи, обмякла в его руках.

Аддингтон усадил ее в кресло и обратился к служанке в дверях:

– Стакан воды, будьте добры.

Кэтти метнулась из комнаты, воротившись в считанные минуты. Аддингтон вынул из кармана походную фляжку и капнул из нее немного в стакан.

– Выпейте, станет лучше.

Лиззи послушно приложилась к стакану, скривилась и прошептала:

– Что-то было там, в темноте... глядело на меня. Не животное, но и не человек. Оборотень... – Слово сорвалось само собой, вязкое. Пугающее... Прежде она бы и не подумала его говорить.

Аддингтон поинтересовался:

– Это его следы вы выискивали на кладбище в тот первый день?

Элизабет не смогла скрыть удивления.

– Откуда вы знаете?

Аддингтон чуть улыбнулся, его глаза, скрытые за очками, казалось, читали ее, как открытую книгу.

– Сопоставил факты, – ответил он просто. Добавив: – Вы уже видели нечто подобное, не так ли, мисс Хэмптон? – Указал головой на окно. – В гадальную ночь.

Отнекиваться не было смысла – он слышал ее истошный крик, ее лицо, перекошенное от ужаса, да еще опоил чем-то – она и призналась.

– Оно наблюдало за мной тогда в темноте. Стояло в нескольких футах и наблюдало... – Девушка обхватила себя руками и вновь задрожала.

– Вы смогли рассмотреть, как оно выглядело?

Лиззи дернула головой.

– Желтые как у зверя глаза... Большего я рассмотреть не успела.

Тетушка, вверенная заботам Кэтти и ее нюхательным солям, в этот момент подала слабый голос:

– О чем вы там шепчетесь, право слово? Ты так меня напугала, Элизабет. Что было за тем окном? Монстр, что пробрался в наш дом?

Лиззи не намеревалась делать Аддингтона своим союзником, признаваться ему в том странном, что происходило с ней в последнее время, но обстоятельства сложились иначе, и она бросила на него умоляющий взгляд: тетушке хватало уже пережитого. Да и незачем было рассказывать ей всего, если не хочешь стать посмешищем целого Колчестера уже к завтрашнему утру. Сдержанность языка, увы, не входила в добродетели пожилой леди.

– Вашу племянницу перепугала соседская кошка, – произнес молодой человек, обернувшись к страдалице миссис Сэттон. – Вспрыгнула на окно и – была такова!

Та заметно повеселела.

– Должно быть, это кот пастора Ридинга, – не без возмущения предположила она, – он постоянно гадит на мои клумбы. А теперь еще и пугает до ужаса... Бедная девочка! – посочувствовала она племяннице.

Вскоре явился доктор, и его препроводили к страждущей пациентке; Лиззи, присевшая у камина, ощущала странные легкость в голове и во всем теле. Казалось этот вечер перестал касаться лично ее, словно она смотрела забавную пьесу, в которой стенания тетушки и заверения доктора в ее видимом благополучии слились в унисон, подобно хорошо заученной партии.

– Ах, как мне плохо, как плохо...

– Я пропишу вам микстуру от нервов и наложу лечебную мазь под повязку.

– Надеюсь, шрама не будет?

– Рада неглубокая, миссис Сэттон, шрама не останется, могу вас уверить.

– Если бы только стало возможным рассмотреть шрамы на сердце…

– Уверен, немного сердечных капель вам тоже не повредит.

И Лиззи не сдержала улыбки: тетушка Сэттон лечила сердечные раны папенькиным кларетом. Хотелось верить, «сердечные капли» были настояны на спирту... И, устыдившись, что улыбку могли заметить и превратно истолковать, она поспешила согнать ее прочь.

К счастью, никто на нее не смотрел: ни доктор, занятый капризами пациентки, ни Аддингтон, наблюдавший за пламенем в камине. О чем он думал? Что в его голове? Девушка многое бы отдала, чтобы это узнать. Не счел ли он ее рассказ фантазией больного ума? Поверил ли в самом деле? И пусть это могло отвратить его от желания жениться на ней (а Лиззи была бы этому только рада) сама мысль, что ее посчитают экзальтированной особой, была неприятна.