Мне было больно слышать то, что он говорил. До слез.

Потому что не прав.

– Тарас был другим. Мы были другими. Искренне любили, строили планы, мечтали. Хотели большую и крепкую семью, много детей и тихий домик.

Влад смеяться начинает. В каждом смехе горькое отчаяние и… сожаление.

– Вот ты дура, Ника.

Забываю сделать вдох. Не получается. Меня наизнанку выворачивает от сказанного. Я? Дура?

Приближаюсь еще теснее, нет и сантиметра между нашими телами. Близость катастрофическая.

– Тебя ведь никогда не любили… – бью профессионально, – ты не знаешь, что такое, когда женщина искренне любит своего мужчину. Да и не поймешь никогда.

– Вы. Не умеете. Любить! – говорит мне в губы.

И целует их … больно. Обхватывает одновременно и верхнюю, и нижнюю, всасывает в себя, прикусывает. Наказывает.

Не могу оттолкнуть. Стопор в голове, программа сломалась, а она ведь базовая. Называется «инстинкт самосохранения».

Рукой по спине проходит жадно, опускается к пояснице и ягодицам. Сжимает крепко и еще сильней кусается.

Ненавижу!

Кулаками стучу по стальной груди, чтобы остановился. Влад выпил весь мой воздух, начала задыхаться. Перед глазами летают мушки, в легких сдавливающая пустота.

Бессонов спускается к шее. Царапает зубами и щетиной. Он словно с катушек слетел. И целует влажно, следы оставляет.

Грудь ноет, между ног непрекращающаяся пульсация и неприятно мокро.

– Ледышка, –обращается и из пограничного состояния меня выбрасывает, – пойдем сходим куда-нибудь?

Утыкается лбом в мое плечо и часто дышит. Сама силюсь дыхание перевести. Не верится, что мы остановились. Но… я ведь этого не хотела. Это все Бессонов, он прервал!

– Да пошел ты, – грублю в ответ. Провоцирую? Конкретно мозгами поехала.

Влад глухо усмехается.

– Точно дура.

Не обернувшись, он уходит с кухни, крикнув:

– Давай приведи себя в порядок и надень что-нибудь поприличней.

Было бы в руке что-то тяжелое, кинула бы вслед. Но я лишь принимаю прохладный душ, надеваю единственное платье, которое взяла с собой, и крашу губы своей любимой красной помадой.

16. Глава 16.

Вероника.

– Какая банальщина, Бессонов. Ресторан Игната…

Мы входим в «Панораму», где, понятное дело, нас встречают по высшему разряду.

– Зато здесь, я уверен, ты не найдешь в блюде чужое ДНК, – галантно пропускает вперед.

Поясницу касается его взгляд, и кожу начинает покалывать. А следом и ягодицы, бедра…

На мне обычное черное платье из плотного трикотажа. Оно не для выхода, скорее подходит для офиса или мероприятия со строгим дресс-кодом

– Так ты параноик? – спрашиваю, как только присаживаемся за столик и нам раздают папки с меню.

– Я просто знаю, что творится на кухне, ледышка.

– Наверное, никогда и фастфуд не ешь? Там на кухне творится полный беспредел?

– Как это ни странно, но кухни сетевых фастфудов находятся в лучшем состоянии, нежели у рядового ресторана.

– У меня все равно в голове до сих пор не укладывается, что ты работаешь на кухне и стругаешь там… лучок с морковкой, – говорю расслабленно.

Но внутри все клокочет от напряжения. Слова Влада, сказанные там, в квартире, застряли у меня в голове и постоянно проигрываются его грубым голосом.

И это дурацкое желание бить больнее, потому что сделали больно тебе. Далеко не история про «подставь вторую щеку». Тут все действия от противного.

– А как насчет тебя, Вероника Уварова?

Влад прочесывает языком зубы. Выглядит так, будто знает какой-то грязный секрет, но делиться им не собирается. Взглядом обводит лицо, останавливается на красных губах и демонстративно закусывает свою нижнюю губу.