Я тихо захожу в палату, сжимая в руках лист назначений. Разумеется, я не лечащий врач, в мои задачи входит…обслуживать больного, помогать с базовыми вещами. Исаев не тяжелый, но у него была обильная кровопотеря, колотая рана бедра, пневматоракс, и травма глаза. Операция прошла успешно и быстро, но сейчас он слаб.

Очень слаб, если судить по тому, что я уже знаю. Немного, но все же за полторы недели в военном госпитале я умудрилась увидеть такое, что многое точно бы хотела развидеть. С непривычки и при такой боязни крови это вполне нормальная реакция. Так я читала на форумах.

А на кровати лежит молодой парень и очень…запоминающийся. Внешность у него не смазливая, скорее мужественно-цепляющая. И даже огромный синяк не портит всю картину, а наоборот придает ему брутальности. Мой подопечный крупный, так что кровать для него слегка маловата. Я скольжу внимательным взглядом по дрожащим векам, спускаюсь вниз по угловатым скулам к маленькой ссадине на губе. Коротко стрижен и видно, что любит улыбаться. Маленькие морщинки у глаз и у губ даже в расслабленном состоянии лица не разглаживаются.

От парня веет теплом, он как большое солнышко. Да уж, занесло меня. Хватит вообще-то засматриваться на больного, тем более, когда он спит, а то это все смахивает на своего рода сталкинг. Смахнув ненужные мысли воображаемой метлой, я подхожу к Исаеву и проверяю капельницу, которая вот-вот закончится. Вовремя пришла, а то медсестры по вечерам бывают в пене, а мне несложно отключить. Им меньше работы.

При близком рассмотрении я замечаю на лице и мелкие царапины, словно это все от осколков. Убрав все трубки, я поднимаю голову и напарываюсь на внимательный, но очень уставший взгляд парня. От неожиданности меня аж подкидывает на месте.

—Вау…— тихо шепчет он, задерживаясь на моем лице и приоткрывая при этом рот. Может еще в шоке от произошедшего. Я снисходительно улыбаюсь и наклоняюсь чуть ниже, чтобы расслышать ответ на свой вопрос.

—Как вы себя чувствуете?

—Да вот увидел тебя, кудряшка, и охуел от того, как хорошо. В разы лучше, чем было в бусике, — парень ругается и лыбится в ответ, облапливая меня взглядом.—Прости, я чет не подумал. За мат прости.

Зардевшись, я резко поднимаюсь и пытаюсь придать лицу строгий вид, а затем хмурюсь и теряюсь в ответе. Ощущаю внутри зачатки странного гнева и смущения, проявляющего на лице яркими пятнами.

А дальше он пытается поднять руку и протянуть ее ко мне, но этот жест заставляет его скорчиться и глухо застонать. Стиснув челюсть, Исаев откидывается на подушку и тяжело выдыхает. По лицу разливается агония.

Всю мою злость сдувает моментально, вот была и нет ее. Я осторожно касаюсь его горячей руки и участливо заявляю:

—Вам нельзя делать резких движений, постарайтесь отдыхать.

А рука-то слишком горячая, чересчур даже. В ответ на мое прикосновение парень сжимает мою руку сильнее, сковывая в стальном захвате. Боже, да он печка. От прикосновения меня окунает в кипящий чан, а затем толкает в морозильную камеру. Играет на контрастах…Смахнув прядь, упавшую на лицо, я стараюсь собрать разбежавшиеся мысли до кучи:

—Давайте измерим температуру…

Он молча кивает и приоткрывает здоровый глаз, снова заставляя своим взглядом покрыться тонкой пленкой пота. Прямо пускает огонь в лицо лишь взглянув, ну как так возможно? Причем взглянув лишь одним глазом…При полном параде он заставляет девушек плавиться?

Сглотнув вязкую слюну, я беру с тумбочки градусник и передаю Исаеву, помогая ему засунуть его подмышку. Титанические усилия с его стороны, но на лице слабая улыбка, и он так же смотрит на меня, не моргая даже. Словно я восьмое чудо света, и меня это довольно сильно смущает. Я не привыкла к такому обильному вниманию.