Предать военного — это в целом отдельный вид предательства, за него прилетает всегда больнее всего в ответ от кармы.

У нас по факту психика шаткая, и любые личные качели так или иначе отображаются на психоэмоциональном состоянии. Потом начинается работа с психологом и прочая фигня, до которой обычно никто не хочет доходить, но надо: иначе атмосфера в коллективе портится. Она и так портится в случаях долгих воздержаний в командировках или на сборах. Сперматоксикоз еще никому в плюс не встал.

—А я никогда не женюсь, — мечтательно улыбаюсь, моргая еще медленнее. С виду может показаться, что я редко открываю глаза, наверное.

—Правильно, будем пробовать всех молодых и красивых.

—Согласен, — и дальше погружаюсь в темноту. Тень в темноте, ха-ха. Я ж медленно моргаю, вы че? Не сплю точно. Так мечтаю о том, как выйду из больнички и пойду по бабам…

В следующее свое пробуждение мне до пиздецов хочется пить, а еще в голове возникает стойкое ощущение тумана. Может мне теперь не тенью быть? Туманом было бы логичнее. Наведя резкость, я скашиваю мутный взгляд в сторону движения возле своей руки. Взрыв на макаронной фабрике темным пятном упорно маячит перед глазами, а затем я вижу лицо. Смотрю в упор и пропадаю…

3. Глава 2

ГЛАВА 2

ЯНА

Любовь Ивановна находит меня в конце дня и легонько трепет за щечку, это бессменный ритуал с тех пор, как она впервые пришла к нам с родителями в гости. Все потому что она — мамина наставница, и в свое время именно она помогла ей на подобной практике в больнице, но не в этой. Я, как и мама, хочу идти с низов, конечно, но меня сюда направил мой куратор по другой причине…

—Белова, ты не станешь доктором никогда, — грубо рубанул словами Михаил Зиновьевич. Я прикусила губу и заставила себя придушить рыдания.

—Почему? — спросила, как будто совсем не понимала причин. Разумеется, понимала.

—Ты сейчас издеваешься надо мной? Потому что ты даже при виде фото, где есть кровь, норовишь упасть в обморок. Ты себе это как представляешь? Я буду давить на то, чтобы тебя исключили. И мне плевать, кто твой отец…

Говорил бы он так, будь мой отец в курсе того, куда я пошла? Не думаю, потому что мой отец бы в труху его стер, и никто бы ничего не сказал. Он за меня готов убивать любого, кто даже посмеет косо взглянуть.

Я долгожданная и любимая дочка, и об этом знают все. Но я никогда не пользовалась этим, потому что так же сильно любила отца бескорыстно и по-настоящему без привязки к его статусу и деньгам. Да я даже пошла работать, лишь бы почувствовать толику самостоятельности.

Мне машину купили попроще, хоть могли взять С-класса, и каталась бы я с телохранителем. Нет, я настояла на том, что сама и попроще. Зачем убивать первую машину в угоду статусу? Поступила везде я тоже сама, могла бы во второй раз на бюджете отучиться, так и сделала бы, но увы…закон один для всех.

—Без вариантов? — остановившись, я смотрела на исполинскую фигуру своего куратора. Он так же резко остановился и медленно повернулся в мою сторону. Осмотрел внимательно.

—Будешь воевать? В глазах пылает пламя. Это у вас семейное, да? Выгрызать свое?

Я не знала, как к этому отнестись, либо как к оскорблению, либо как как похвале. За то время, что я была знакома с этим человеком, мне никак не удавалось прочитать однозначный приговор в любых его словах. Они все словно качались то в одну сторону, то в другую. Удивительно бесячая особенность.

—Меня папа учил руки не опускать, а я папина дочка, — бросаю сухое в ответ, на что глаза куратора точечно впиваются в мое лицо.