Жизнь, без старых воспоминаний.
Я не стала спрашивать у отца, уехал ли Дан. И, если да, то куда и зачем. Ни к чему мне все это знать. Это ведь меня не касается.
А может быть, я просто боюсь, что папа ответит: «Дан все еще здесь» и тогда я буду ждать его. Ждать до последнего, даже точно зная, что он не придет.
– Ладно, малышка, – вздыхает отец. – Пойду проверю твоего жениха. Родители у него, кстати, очень приятные люди. У отца хватка хорошая, деловая. Надеюсь, и сын в него.
Я растягиваю губы в улыбке, радуясь, что папа одобрил даже родителей Яноша. Они и в правду хорошие люди. Мама преподаватель классической музыки, и иногда сама выступает в известнейшей филармонии. Очень утонченная женщина, любящая искусство. А отец бизнесмен, поэтому я не удивлена, что с моим папой они быстро нашли общий язык.
Мы прощаемся, но ненадолго. Отец дает последние наставления и еще раз говорит, какая я сегодня красивая.
Но побыть одной хоть секунду мне сегодня не суждено. В дверь номера барабанят уже через миг.
– Сонька-а-а… – восхищенно тянет Нино. – Ой, божечки. Какая ты кошечка в этом платье.
Она разглядывает меня со всех сторон, а я кручусь, позволяя подруге себя похвалить.
– Стоит наверное… – присвистывает она.
– Целое состояние, – глупо хихикаю. – А где Марта? Она же пришла?
– Да, но сказала, что подниматься не будет. Не хочет тревожить тебя. Даже меня пыталась отговорить.
Я рассекаю воздух рукой.
– Глупости какие. У меня сегодня все равно тут проходной двор. С самого утра стилисты и визажисты. Потом родители Яноша заходили. Потом я Ингрид два часа выпроводить пыталась. Папа. И ты вот, – я по-доброму заказываю глаза. – Тебе я, если честно, рада больше всего.
Нино делает сентиментальную мордочку и бежит ко мне обниматься.
– Я так за тебя рада, Сонька. Такие вы с Яношем молодцы! Такие красивые, такие счастливые, такие… – пищит она восхищенно.
– Идеальные… – заканчиваю я за нее, а внутри все сжимается.
Я сажусь на краешек большой мягкой кровати. Смотрю на носки белоснежных матовых туфель.
Нина тихонечко рядом садится. Берет меня за руку, заглядывает в лицо.
– Сонька, у тебя случилось чего?
Поднимаю на нее подернутые влагой глаза.
– Э-эй… – тянет растерянно. – Ну ты чего? Макияж же испортишь…
Трусливо тереблю свои пальцы и спрашиваю подругу:
– Нин, я могу тебе кое-что рассказать? Обещаешь, что никому?
Та тут же кивает. Но я по-прежнему сомневаюсь, что кому-то кроме Ули следует знать о нашей истории с Данисом.
Но с Улей эта тема под строжайшим запретом. Я сама ввела табу на нее, чтобы лишний раз не бередить старые раны.
А рассказать кому-то сейчас обо всем так сильно надо…
20. 19
Софи.
– Конечно, милая, – заверяет меня Нино, вся превращаясь в один большой слуховой аппарат, – конечно, ты можешь мне все рассказать. Я могила, – для убедительности она даже красноречиво рассекает воздух и рукой показывает, как готова зашить себе рот.
– Все это, конечно, глупости. Но я… – выдыхаю, плечи ползут вниз, корсет платья начинает безбожно сдавливать грудь, – я не уверена, что все делаю правильно. Не уверена, что мне стоит выходить за Яноша замуж. Не уверена, что люблю его. И еще… Есть другой… мужчина. Он старше меня. И его… – на последнем дыхании я закрываю руками лицо, начиная натурально рыдать. – Ох, как бы я хотела его не любить! Как бы хотела...!
Чувствую, как Нина теплой ладошкой гладит меня по спине. Что-то тихо приговаривает, пытается успокоить. Как ни странно, это мне помогает. Ощущение, что кто-то рядом, и что этот кто-то не стал меня осуждать и стыдить.