— Он был сам не свой в последние дни, — заговариваю и словно со стороны слышу собственный глухой голос. — Выглядел так, будто мало спит, — нельзя молчать. Если пока ко мне не применили их знаменитое чтение мыслей, то только потому, что не видят в этом смысла.

— Ты не спрашивала? — голос директора звучит участливо.

Или он отличный актер, как его «двойник» Брэд Питт, или ему и правда не все равно. Мог ли Князев убить Русика? Мог. Любой мог, но что-то подсказывает мне, что, будь это Станислав Сергеевич, он таки заморочился бы с затиркой и зачисткой, а не имитировал суицид.

— Не спрашивала, в чем причина его нервозности? — повторяет Князев, и я снова отрываю взгляд от своих рук на коленях.

— Нет, — говорю честно. — Мне было плевать.

И зажмуриваюсь, потому что больно и потому что это правда.

— Лера, я могу чем-нибудь помочь?

Качаю головой. Оживлять он явно не умеет, так что нет.

— Можно я пойду? — спрашиваю, не открывая глаз.

— Иди, конечно, но знай, что всегда можешь ко мне обратиться.

— Угу, — откликаюсь глухо.

Самое время спросить про свет в лаборатории, получить правдоподобный ответ и заснуть с чистой совестью.

Но я не спрашиваю.

Воспоминание 67

20 мая

Перерыв в занятиях — три дня, и в это время народ все больше обретается по своим комнатам, тихонько перебегая из одной в другую в гости. Я же — думаю. Думаю много и не всегда разумно, но чем больше рассуждаю, тем сильнее сомневаюсь в том, что Рус мог повеситься сам.

Я и сейчас думаю, устроившись за ужином в конце стола подальше от всех и без аппетита ковыряясь вилкой в тарелке. Все как всегда: Янка слушает музыку, Полина читает что-то в телефоне (хоть тут и нет сети, она всегда носит его с собой, видимо, закачала туда файлы заранее), братья Грецкие шепчутся (эти двое на своей волне, и никто им не нужен), Людка что-то рассказывает, не забывая жестикулировать и время от времени касаться своих роскошных волос или выреза майки, Дэн смотрит с восхищением, Костя — скорее, скучающе. Все как всегда. Только на одного человека меньше.

Так нельзя. Мне нужно больше информации, чтобы делать выводы.

Кладу вилку на стол возле почти не тронутого ужина. Встаю и направляюсь к противоположному краю стола.

— Надо поговорить, — смотрю на Холостова в упор.

Раньше я сама рьяно настаивала на том, что нужно сохранить наше общение во внеурочное время в тайне. О встрече договаривались исключительно на ходу, ходили в беседку разными дорогами и с временным интервалом. Может, так стоило и сейчас — поймать старосту на выходе, не привлекая внимания. Или, вообще, передать записку. Или… не знаю, подать тайный знак, заслать почтового голубя. Но все эти дни меня швыряет из состояния «достали» в состояние «мне плевать», и сейчас одно это состояние наслоилось на другое. Так что мне и правда наплевать, кто и что подумает о моих взаимоотношениях с Костей. Мне нужно с ним поговорить, и толкать его ногой под столом, многозначительно косясь на выход, не собираюсь.

— Без проблем, — отвечает, отодвигает от себя тарелку. — Сейчас?

Смущаюсь, я не собиралась мешать ему есть.

— Что это у вас за секретики? — загораются глаза у Аршанской, и тонкие пальчики с золотым маникюром тут же обвивают плечо Холостова.

— Давай через час в саду, — отвечаю ему, игнорируя выпады блондинистой выдры. Глядите-ка, вцепилась мертвой хваткой.

— Окей, договорились.

Киваю и направляюсь к выходу.

— Так что у вас за секреты? — слышу уже за спиной новую попытку Людочки сунуть нос не в свое дело.

Что отвечает Холостов, не слышу — не слушаю.

Воспоминание 68