— Куда? — возмущаюсь. — Я вообще-то на ужин собиралась, — тем не менее семеню следом. У него шире шаг, и он упорно увлекает меня за собой.
— Без ужина переживем, — бросает на ходу.
Ничего не понимаю. А через минуту доходит, что что-то не так: как-то странно Костя держит руку, словно обняв сам себя за ребра.
— Тебя отлупили, что ли? — выпаливаю первое, что приходит в голову.
— Ну точно, — зубоскалит. — Бегу зализывать раны, — и приподнимает край своей футболки, показывая спрятанную под ней тонкую папку.
Мои глаза загораются.
— Достал?!
— А то. Валим, — Холостов воровато оглядывается. — Давай-давай, мне нужно еще успеть вернуть ее, пока не заметили пропажу.
И я несусь следом уже со всех ног.
Воспоминание 106
Солнце еще не село, поэтому даже в крытой беседке нет необходимости в искусственном свете. Чуть ли не приплясываю от нетерпения, пока Костя достает из-под своей футболки папку. Моя преееелесть!
— Подвинься, — Холостов усаживается рядом и кладет нашу драгоценность на стол посередине. «Любимов Р.А», — гласит наклейка на папке.
— Как ты сумел? — спрашиваю в восхищении. Я столько дней ломала голову над тем, как ее достать, но так и не родила ни одной жизнеспособной версии, чтобы стащить документы и не попасться.
— Как-как? — передразнивает Холостов. — Неделю подлизывался к Жанне, помогая таскать доки в архив и еще разбираться со всякой мелочевкой. Вот, — жестом фокусника указывает на добычу, — сегодня она попросила доставить в архив это. Так что шевелимся, пока меня не поймали за хищение.
И я торжественно берусь за завязки.
Воспоминание 107
— Н-ну? — задумчиво протягивает Холостов. — Что-нибудь из этого выглядит, по-твоему, подозрительно?
На столе перед нами разложено все содержимое личного дела Руслана Любимова, и все в нем строго соответствует тому, о чем во всеуслышание объявил Князев: следов насилия не найдено, магический след не обнаружен. Вердикт: суицид.
Мне кажется, я сейчас разревусь. Это была последняя надежда. Без преувеличения — действительно последняя.
Молчу, мне нечего сказать. Тянусь к еще не читанному мною листу, подношу к глазам.
— А что это за штука — Камень последнего пути? — спрашиваю, скользя взглядом по строчкам. Звучит мрачно. — Не могильный же камень?
Костя заглядывает мне через плечо.
— Угу, — хмыкает. — Точно не могильный камень в контексте: «…Проведена проверка Камнем последнего пути модели АВ225…».
Поворачиваюсь к нему, смотрю серьезно.
— Так знаешь, что это?
Холостов чешет в затылке.
— Сам не видел. Но эта какая-то хрень, которая помогает восстановить маршрут последних перемещений подсудимого или жертвы. Совет вроде такое юзает. Тоже смесь бульдога с носорогом, в общем.
— Интересно, — бормочу, продолжая читать. — Двадцать пятьдесят три: библиотека, двадцать… Черт! — возвращаю лист на стол и с грохотом обрушиваю на него кулак.
Я так хотела получить эту папку. А там: пошел в столовую, пошел в библиотеку, пошел в сад, через полчаса вернулся в комнату, не выходил, найден. Черт-черт-черт.
Сижу, уронив голову на руки, и молчу.
— Лер? — Костя осторожно дотрагивается до моего плеча. Не реагирую. — Ле-ра.
— У? — так и не поднимаю головы.
— А ты не думала?..
Вот теперь вскидываюсь.
— О том, что это все-таки самоубийство? — уточняю воинственно.
Он смотрит серьезно, не смеется и не ехидничает, и не похоже, что сам рад тому, что именно говорит.
— Лер, подумай сама. Да, свет в лаборатории был, и да, там кто-то что-то готовил.
— Безобидное любовное зелье, хочешь сказать? — шиплю.
— Безобидное, — кивает Костя и, видя мое негодование, уточняет: — Если убрать моральный аспект, то именно безобидное. Будь там маньяк-убийца, он мог точно так же кинуть в нас ядом. Но к нам применили простенькое зелье страсти.