Они были магами.

Это не просто несчастный случай.

Мне никто не сказал…

…— Мы очень скоро вернемся, — улыбается мама, касается моей щеки кончиками пальцев, а затем наклоняется и целует; весело подмигивает. — Даже соскучиться не успеешь…

Что ж так больно-то опять? Накрываю голую шею похолодевшими пальцами и понимаю, что давно не ношу выданный Князевым блокиратор.

— Не надо, — шепчу сама себе, судорожно хватаясь за начинающий раскачиваться край столешницы. Или это мои руки так трясутся?

Головой понимаю, что происходит, но выдохнуть не могу. Угол стола обламывается прямо под моими пальцами. Лопается настольная лампа, верхний свет мигает, с потолка сыплются осколки взрывающихся лампочек.

Не могу остановиться. Слезы застилают глаза, с губ срывается не то что крик — жалобный скулеж. Я все понимаю — и не могу. Мне кажется, я чувствую каждый энергетический канал в своем теле, они вспыхивают, переливаются... Теперь мне больно уже физически. Я теряю связь с реальностью и не понимаю, где я…

— Лера! — меня вдруг сдергивают со стула, будто тряпичную куклу. Мне кажется, у меня все кости резиновые, не могу стоять, ноги подгибаются. — Лера, слушай меня, — настойчивый голос пробивается сквозь толщу паники и боли. Чувствую чужие ладони на своих висках. Они дают прохладу, они усмиряют боль… — Лера, слушай меня, — голос настаивает, голос зовет. — Я здесь, слышишь? Все нормально, дыши. Давай вдох-выдох. Ну же! — я не дышу, правда? Нет, дышу, только хрипло, быстро, сбивчиво. А пульс грохочет в ушах, словно маршируя ботинками по моему мозгу. — Хорошо, вот так, — голос извне становится спокойнее вместе с моим дыханием. — Все нормально, ты молодец.

И только теперь я понимаю, что сижу прямо на полу, как рухнула, когда подогнулись ноги. А Холостов стоит на коленях рядом, не давая мне упасть окончательно, и именно его ладони сжимают мои виски. Моргаю, окончательно приходя в себя. И он с облегчением убирает руки от моей головы, чтобы уже просто обнять. Крепко-крепко, как мне сейчас нужно.

Сразу вспоминается спасший меня после смерти бабушки Князев. Он тоже меня обнимал, и мне точно так же не хотелось его отпускать.

— Резеда, ты меня напугала до чертиков, — выдыхает Костя мне в волосы. Ну да, судя по голосу и правда напугала.

Отстраняюсь от него, чтобы своими глазами узреть результат своей истерики. Стеллажи на месте, удар пришелся по столу, за которым я сидела, и по всему стеклянному, что было в помещении.

— Ну ничего, монитор давно пора было менять, — доносится откуда-то сбоку голос Марфы Григорьевны. Значит, и монитор…

— Встать помоги, — прошу. Ноги все еще трясутся, голова кружится, и я не уверена, что смогу подняться самостоятельно. Холостов, к счастью, не спорит, помогает, а потом так и остается рядом, поддерживая за плечи. Мне тошно, мне стыдно, что он это видел. Именно он. Мне плевать даже на то, что два раза подобное происходило на глазах Князева, но Костя… — Извини, — бормочу и закрываю лицо руками, так как вот-вот снова разрыдаюсь, на сей раз от чувства унижения и позора.

— Ну, приехали, — вздыхает Костя и снова притягивает меня к себе. Теперь шмыгаю носом уже ему куда-то в плечо.

Так и стоим, меня бьет крупная дрожь.

— Костенька! — снова раздается поразительно спокойный при таких обстоятельствах голос пожилой женщины. — Станислава Сергеича-то позвать?

— Не, теть Марф! Сами разберемся! — откликается Холостов поверх моей головы.

«Тетя Марфа» — ну надо же.

— А разве землетрясения… не было? — спрашиваю, а сама понимаю, что вцепилась в Костину футболку так, что даже пальцам больно. Я думала, что тряхнуло так, что уже весь Сурок в курсе.