Он медленно перевёл внимание на меня, и в его глазах стояло удивление, перемешанное с интересом. Что так впечатлило мужчину передо мной? Обращение по имени отчеству? Просьба о помощи? Сам факт, что посмела сесть рядом и обратиться к нему? Раньше наше общение начиналось и заканчивалось вежливым кивком или словами приветствия. Я знала кто он, Константин знал кто я, и на этом наше знакомство заканчивалось, ни разу не пересекаясь в интересах и в общих знакомых.

– Заинтриговали, Вера Михайловна, – откашлял появившуюся хрипотцу. – И в чём я могу вам помочь?

– Мне нужен развод с мужем и убежище для беременной сестры, – жалобно поведала ему, отбрасывая всю надменность.

В холле уже слышались отдалённые шаги и голоса, двигающиеся в нашем направление, а Красильников, задумавшись, рассматривал меня, сохраняя молчание. Пришлось тронуть его за руку, чтобы как-то вывести из состояния созерцания.

– Так что вам мешает развестись? Сейчас с этим нет проблем. Могу порекомендовать хорошего адвоката, – пожал плечами мужчина, теряя интерес и собираясь заняться своими делами.

– Я пыталась, но Уваров не отпустил. Мой побег кончился возвратом обратно и шантажом со стороны отца. Моя беременность завершилась избиением и смертью дочери только за то, что у неё не оказалось нужного набора гениталий между ног, – тихо, но жёстко проговорила я. – Младшая сестра ждёт ребёнка, и если о беременности узнает отец, то Люба закончит так же, как я.

– Почему ты решила обратиться ко мне? – задал совершенно резонный вопрос в контексте нашего знакомства.

– У тебя больше власти и ты не ведёшь с ними дела, – откровенно объяснила мотив, надеясь достучаться до жалости и типичного мужского эго, толкающего сильных мира сего на защиту и заботу о слабых.

Красильников обернулся на вход, в который вот-вот должна была вплыть людская масса, поднялся с кресла и схватил меня за руку, поднимая и утягивая за собой. Мы выскочили через узкую дверь сбоку от сцены, протиснулись через узкий, тёмный коридор и закончили свой забег в небольшом кабинете, принадлежащем завхозу.

– Слушаю, – коротко скомандовал Константин, толкая на стул и со скрежетом ставя напротив второй.

– Что? – не поняла, чего хотел от меня Красильников.

– Всё, от начала до конца, – сел и сцепил пальцы в замок, ожидая историю моей жизни. – Сейчас всё зависит от твоей откровенности, Вера.

И я рассказала. Всё. От начала до конца. Начиная со смерти матери и заканчивая тем цирком, который творится в моём доме. Константин слушал молча, стискивал челюсть, перекатывал желваки и сжимал кулаки, лежащие на коленях. Что-то действительно во мне сломалось, раз я уже второй раз за неделю вскрываю загнившую рану, поразившую зловонием всю мою жизнь.

– Я должен подумать, – прервал молчание он, дослушав длинную речь. – Свяжусь с тобой, если приму решение.

– Мне нельзя звонить. Телефон, почта, мессенджеры прослушиваются и просматриваются, – предупредила его.

– Хорошо, – кивнул и вышел, оставляя меня в неизвестности и растрёпанных чувствах.

На концерт Красильников не остался, покинув детский дом сразу, как ушёл из кабинета. Наверное, оказался под впечатлением, или отправился поискать информацию о моём психическом состояние. Я досидела до конца, порадовалась за малышей, поздравила их со сцены, проводила в столовую, где всех ждал сладкий стол и игрушки в подарок.

По дороге домой вспоминала и осмысливала фразы Красильникова, пытаясь понять, поможет он мне или нет. А потом началась выматывающая пора ожидания, где тянулась обыденная жизнь, куда вмешивались надежды и разочарования.