- Теперь поговорим об этом чемпионе. Забываем на время о его званиях и регалиях, но помним, что это известная личность, - главврач перешел на заговорщицкий тон. Он даже слегка подался ко мне вперед. – Ты его прооперировала – молодец. Это в твою копилку личной кармы. Ты знаешь, что мы ждем человека от Минздрава на должность заведующего вашего отделения.

О как! То есть мы ждем человека, а не выбираем между мной и Григорьевым. На душе немного спокойнее стало.

- Если вдруг до осени никого не пришлют, я буду ставить вопрос о твоем назначении.

- Как это? – тут я совсем опешила.

- А вот так это. Мне так будет спокойнее. Чем какой-то незнакомец сейчас придет и черте что творить начнет! Если начнут противиться по поводу твоего назначения, я им операцию этого чемпиона выставлю как твое главное достижение. Но это, если все пройдет гладко. Ты понимаешь, что состояние его сейчас очень шаткое. Поэтому ты забываешь обо всех окружающих, забываешь о наличии врачей в реанимации, и сама наблюдаешь за состоянием больного.

Здесь для меня нет ничего нового. Я и не собиралась бросать своего пациента на попечение малознакомых, а иногда и малограмотных врачей. Тем более, что это Рома. За него я отвечаю головой. Перед самой собой. Перед Еленой Владимировной и Владиславом Игоревичем. Я не могу подвести чету Арсеньевых. Если уж я пообещала спасти их сына, значит, должна сделать все возможное и невозможное.

- На данный момент в нашей больнице все есть. Транспортировка его в другую клинику без надобности. Но не до фанатизма, Людмила! Если вдруг ты видишь, что состояние ухудшается, сразу же звонишь мне. Я уже договорился в Склифе, что они его примут. Фамилию пока называть не стал. Просто пациент. Поэтому в случае чего просто перевозим и все. Не примазываемся к достижениям его лечения, укладываемся на дно. Но если дело выгорит… Мы можем хорошо сыграть на этой теме.

- В каком смысле? – не понимаю уже совсем.

- Людмила Ильинична, раскинь мозгами! Если мы вылечим самого Арсеньева Романа, нас отметят в Минздраве! Это же дополнительное финансирование! Наверное. Очень надеюсь на это…

- Иннокентий Игнатович, - говорю с укором, кивая головой с осуждением.

- Что Иннокентий Игнатович?! У нас томограф полетел! У нас дефибрилляторы в реанимации еле работают. Иногда через раз. Если сейчас у Арсеньева сердце остановится, возможно, вручную придется заводить! Ты пойми, спасая одного известного, мы можем спасти кучу простых людей. Ты же работаешь в хирургии. Пусть редко, но и тебе доводится оперировать людей с внутренними кровотечениями. Про онкологическое отделение и говорить не приходится. Я каждый месяц ломаю голову, как бы выкроить деньги на ремонт или покупку нового оборудования. Пока очередь до нас дойдет на бесплатное оснащение, мы можем людей потерять. И работу! У нас же как: обеспечить сложно, а уволить запросто!

Да. К такому я не была готова. Взявшись за операцию Ромы, я даже не подумала о подобной финансовой перспективе.

- Я поняла вас, Иннокентий Игнатович, - хочешь - не хочешь, а правдивость его слов признавать приходится.

- Очень хорошо. Значит так, Арсеньев – это теперь твоя личная головная боль. Будь внимательна и бдительна. Звони мне в любое время дня и ночи.

Обговорив наш заговор, я удаляюсь работать. Первым же делом иду в сторону реанимации. По пути встречаю коллег, которые смотрят на меня с ехидством и ухмылками. Это не больница. Это змеиное логово какое-то. Все ждут, когда же я облажаюсь. Впрочем, если бы на моем месте оказался тот же Петров, реакция была бы анплогичной. Очень мало народу его бы поддержали. В первую очередь это были бы коллеги из его же отделения, я и пару врачей.