Стискиваю зубы, чтобы не ответить на хамство старика тем же, но решаю промолчать. Он не прав: отец научил меня уважать старших.

— Я не учла, что прилечу ночью, — только и бросаю в своё оправдание, но в ответ получаю новую порцию раскатистого смеха.

— Ты не учла, что прилетишь в Тревелин, девочка!

— Тревелин? — переспрашиваю несмело, в душе надеясь, что речь идёт о пригороде Буэнос-Айреса.

— Тревелин, милая моя, Тревелин! — противно усмехается старикашка, вместо того чтобы всё объяснить, а затем резко останавливается возле повидавшего виды пикапа, не менее замызганного, чем и его владелец.

Анхель с размаху закидывает мой дорогущий чемодан, стоящий явно больше, чем эта колымага, в грузовой отсек, а сам, не обращая на меня внимания, садится за руль.

— Тебе отдельное приглашение нужно, принцесса? — недовольно бурчит он, переваливаясь массивным телом к пассажирской двери. — Шевелись, Рита! А то и к Рождеству не доедем!

— Куда не доедем? — сдавленно переспрашиваю.

— В Тревелин, Рита, куда ж ещё?

Позабыв о холоде, стою, обдуваемая колючим ветром, и мотаю головой.

— Я никуда с вами не поеду! Я хочу домой!

— Теперь твой дом здесь, — чуть мягче отвечает старик, а затем хлопает по затрапезной и однозначно не самой чистой обивке сиденья. — Садись. Не дело в таком виде по ночному Буэнос-Айресу разгуливать. А хочешь обратно, так это с Винсенто договаривайся. Я против не буду: головной боли и без тебя хватает.

Во взгляде Анхеля улавливаю что-то очень знакомое: так порой смотрел на меня отец. Да и глаза старика такие же: темно-карие, выразительные, добрые.

— У меня мобильный не работает! —В полной растерянности топчусь на одном месте. И, вроде, чувствую, что Анхель меня не обидит — так, поворчит немного, — но в то же время сесть к нему в машину не решаюсь.

— А у меня его вообще нет! — ухмыляется дед. — Поехали. Из дома позвонишь.

Анхель подмигивает, вновь так сильно напоминая мне отца, а затем отклоняется на водительское место, освобождая пассажирское для меня.

— Оу, куколка, чего грустишь в одиночестве? — внезапно доносится из темноты парковки мерзкое улюлюканье, приправленное не менее гнусным смехом.

И без того страшная холодная ночь становится просто невыносимой.

Осматриваюсь и замечаю неподалёку компанию молодых людей, скользящих по мне масляными взглядами. Одеты они безвкусно и несуразно, лица тупые, позы расслабленно-наглые. Их намёки противны, а смех — тошнотворен.

— Поехали с нами, детка! — перебивает один другого в попытках привлечь моё внимание. — Мы тебя согреем! Жарко станет!

Их голоса бьют по нервам сильнее колючего ветра, пугают гораздо больше грязной обуви деда. Понимаю: стоит мне остаться здесь одной, и будущее обещает стать мрачным и недолгим. А так, добравшись до дома Анхеля, смогу позвонить отцу и попросить о помощи.

— Далеко ваш чёртов Тревелин? — Шмыгаю носом, захлопывая за собой дверь пикапа, и замечаю, как на лице старика расцветает улыбка.

— Очень! Успеем как следует познакомиться, — бормочет Анхель и заводит двигатель. — Сзади плед лежит, возьми! И там ещё пара сэндвичей, если хочешь.

— Я не голодна, спасибо!

Думать о еде мне хочется в последнюю очередь. Сжавшись, осматриваю потрёпанный салон автомобиля. В отличие от одежды старика здесь всё пусть и доисторическое, но весьма чистое: нет ни пыли, ни раскиданных вещей. Внутри всё целое, хоть и видно, что очень старое. Но первое впечатление меркнет, стоит драндулету тронуться с места. Впору закрывать уши и кричать: «Помогите!» Всё стучит, бренчит, двигатель в своём рыке и вовсе доходит до крайности.