— Вы со Славкой очень разные. Она родилась тут, но она приезжая. Ты приезжий, но твое место тут. Вы друг для друга просто этап, но одному из вас будет больно. Я, может, и злая, но она моя дочка. Мне её жаль. А ты мне, пожалуй, нравишься.

— Так вы запретите нам встречаться?

— С чего вдруг я буду запрещать? Кому? Славке? Ей запретишь.

— Но вы против, — печально подытожил я.

Зофья кивнула и тронула на запястье браслет из чёрных камней.

— Пожалуй, верну тебе твои четыре дня. Бери, пока я добрая.

Я не знал, что нужно делать, как эти дни можно забрать? На всякий случай протянул руку.

— Давайте два. Так будет по-честному.

Наташа зябко поёжилась. Обмен днями жизни вызвал в ней инстинктивный ужас. Всё, что касалось смерти, даже мимолетное упоминание, опрокидывало её в чёрную меланхолию. В памяти тут же всплывала предпоследняя поездка на химиотерапию. На приём пришла женщина, от которой жутко пахло смертью, даже не так — пахло разложением. Её пропустили без очереди. Быстро приняли и быстро отправили домой. Наташа сильно сомневалась, что увидит её в следующий раз. Там действительно речь шла о днях. Некоторые не сдавались до последнего, отвоевывали минуты жизни и жадно впитывали каждой клеткой последние впечатления: самый вкусный кофе, самый ласковый взгляд, самый красивый закат.

Наташа думала, что острее начнёт ощущать жажду жизни, но на деле ощущала только глубинный неотступный страх. Больше всего ей хотелось не жить, а не бояться. Дневник немного отвлёк её от этого страха и позволил увидеть мир глазами Рыжика. Он тоже умел бояться, но делал это так искренне, как и любил.

Она прихлопнула очередного комара на ноге и почесала место укуса. Снова склонилась над тетрадью, но от чтения её отвлек голос.

— Загар не к лицу барышням. — В нескольких метрах на кресле, вынесенном с веранды, сидел призрак. Перекинув ногу на ногу, постукивал пальцами по коленке и разглядывал кусты крыжовника. — Уже можно собирать на варенье.

— Я и не загораю, в тени сижу. — Не объяснять же призраку, что яркое солнце для неё под запретом. А крыжовник пусть себе спеет, делать варенье Наташа не планировала. Пару раз срывала ягоды с куста, но они показались жёсткими и кислыми.

— Тень скоро уйдёт.

Наташа ухмыльнулась.

— И я уйду, — она села и подтянула ноги. — Так ты не только ночью являешься?

— Не только.

— А где ты, когда не здесь?

Призрак пожал плечами абсолютно по-человечески.

— Нигде.

Наташа задумалась.

— А имя у тебя есть?

— Жак. И я бы попросил вас на «вы».

Наташа озадаченно нахмурилась. Она где-то слышала это имя. Но где? Явно нерусское. Хотя в этой деревеньке странные имена не были редкостью.

— Француз?

— Вообще-то, швейцарец французского разлива, — поправил её призрак. — О, ваш сосед пришёл.

Наташа повернулась и увидела за забором Луку. Вытянув руки над сеткой, он выковыривал горошины из стручка. Они падали на траву абсолютно беззвучно. Индюк наблюдал за ним с любопытством и нетерпением, но не приближался. Лопата всё ещё не потеряла своего эффекта.

— Привет, соседка! — Лука потянулся за следующим стручком. — Ну что, посмотреть твой ноут?

Наташа поздоровалась и перевела взгляд на кресло. Оно пустовало, Жак исчез так же внезапно, как и появился. Она сдержанно улыбнулась Луке. Порыв сразу же согласиться на предложение нарочно подавила. Ещё подумает, что она ждала его визита, и у неё нет других дел. Есть! Вечером она нашла в кладовке банку с чёрной краской и решила покрасить холодильник. Зелёная эмаль облупилась, а со стороны окна ещё и выгорела.

— Давай через час.