С того дня, в принципе, и начались наши свидания у маслобойни. Это какое-то гормональное сумасбродство, мы с ней в основном целуемся и тискаемся, почти не говорим. Но кое-что я выяснил. Славка хочет удрать из Старолисовской. Я вижу, что ей мало деревни, она томится здесь, как джин, запертый в старой лампе, и жаждет порадовать мир своим присутствием. Если Катька диетическая, то Славка как жгучий перец. Пока меня от этого прёт.

Ни Михе, ни Зигоге я не рассказал, что увидел в воде. Хотя не сомневаюсь, что на дне была та же девушка, что стояла на краю лестницы. А Зофье я почему-то в своих глюках признался. Обычно со Славкой мы расстаёмся где-то в полях, и каждый идёт в сторону своего дома. Но теперь рано темнеет, и вчера я проводил её до ворот. На крыльце стояла Зофья, глянула на наши губы, распухшие от поцелуев, и кивнула на дверь. Славка прошмыгнула в комнату, как нашкодившая кошка, даже не попрощалась со мной.

Зофья села на ступеньку и указала пальцем на свободное место.

— Поговорим.

Я сел и тут же все выложил про утопленницу.

Ведьма внимательно выслушала меня, а потом протяжно вздохнула.

— Несчастная девушка. Жаль, умерла такой молодой.

— Вы знаете, кто убийца?

— Я не лезу в мирские дела. Пусть люди сами разбираются со своей совестью.

Я, в принципе, не сомневался, но хотелось, чтобы она сама призналась, поэтому спросил в лоб:

— Вы что же, реально ведьма?

— А ты как думаешь? — почти кокетливо спросила Зофья.

— Возможно.

Она усмехнулась, но убеждать меня не стала. Несколько минут я напряженно ждал назидательно-поучительной беседы насчёт Славки, а Зофья все молчала.

Я не выдержал:

— Так о чём вы хотели поговорить?

— Не морочь голову моей дочке. Ты её не любишь.

Я удивился.

— Не морочу, она мне действительно нравится.

— Но не любишь. Это другое. Ты принимаешь за любовь изумление. Славка тебя удивляет. Я знаю, какая она. Ей ещё предстоит научиться прятать свое естество, слишком вольная она и бесстыдная. Среди людей так жить небезопасно.

— А вдруг люблю?

— Нет. Не любишь.

Я рассердился.

— Много вы про любовь знаете? Она бывает странная, — я почему-то вспомнил Лилю, Ксюху и Нинку и рассердился ещё больше, но уже на свою влюбчивость, — вон Буратино влюблён в Поликарповну. Даже такая любовь бывает. Почти уродливая.

Она качнула головой.

— Именно, что уродливая. Потому что это не любовь, а приворот.

— Ваш, что ли? — наугад предположил я.

— Мой, — не стала отпираться Зофья. — Но счастья никому он не принёс. А я предупреждала, что она его в итоге возненавидит.

Я сильно сомневался, что Поликарповна вообще способна любить. Своего мужа в первую очередь.

— Зачем она его приворожила?

Зофья разгладила юбку, какое-то время рассматривала заходящее красное солнце и молчала. Когда произнесла одно-единственное слово «маслобойня», я думал, мне вообще послышалось.

— Маслобойня?

— Он был видным женихом. Наследником маслобойни.

— Какой лютый писец! Приворожила мужика из-за маслобойни.

Зофья безразлично пожала плечами.

— Возможно. Это вполне понятная человеческая причина.

Она это так сказала, будто люди её уже не удивляли своей алчностью. Меня же беспокоил несчастный привороженный Буратино.

— Раз это ваш приворот, вы же можете его отменить?

— Пусть мучаются, она получила то, что просила. Он так вообще счастлив. Не моя забота.

— Вы… недобрая, — немного смягчил я первоначальную фразу.

— Нет. Я злая-презлая ведьма, — Зофья нарочно громко рассмеялась.

Я оглянулся на окно. Штора шевельнулась и опустилась вялым парусом. Кажется, нас подслушивали.

— Я вам не нравлюсь, да?