– У нас сегодня Виолетта Степановна расстаралась, – с улыбкой начала он свой обычный щебет. – Тут и супчик из курицы, вот вам еще каша гречневая, Борис Александрович сказал, что уже можно. А тут чай, сладкий. Хлеба только по два кусочка, зато белый. У нас пекли, чувствуете, как пахнет? А у вас как работа продвигается? Вам не сильно тяжело сейчас ей заниматься? Вот мне писать долго тяжело. Пальцы начинают болеть, особенно указательный. Борис Александрович лишь смеется и говорит – больше практиковаться. Так ведь тогда еще сильнее болеть будут! А вы сейчас кушать будете, или попозже? Лучше сейчас, пока не остыло. Вам куда поставить?

Мы с Палычем уже привыкли к ее неудержимому щебету, поэтому не реагировали. Королев молча сдвинул бумаги в сторону со стола и указал на него. Я же кивнул на тумбочку, которая стояла рядом с кроватью. Несмотря на постоянный щебет, от работы девушка не отвлекалась и вскоре вся еда оказалась расставлена по местам, а меня Дарья намерилась снова кормить.

– Ну уж ложку-то я и сам смогу держать, – не согласился я на такую заботу. – Совсем инвалида из меня не делай.

– Да я просто поухаживать за вами хочу. Вам же больно, я вижу.

– Для этого у меня жена есть, – нахмурился я и вздохнул.

Тут же грудь отозвалась болью, и я зашипел сквозь зубы. Дарья снова захлопотала вокруг меня и все же поднесла мне тарелку поближе, чтобы не пришлось тянуться за ней. Работает-то у меня лишь одна рука. Отказываться на этот раз я не стал, так и правда удобнее. Когда мы поели, девушка собрала всю посуду и упорхнула.

– Понравился ты ей, – рассмеялся Королев.

– У меня Люда есть, так что ничего ей не светит.

– Женщины иногда бывают настырны. А некоторым все равно – есть жена или нет.

– Мне не все равно, – буркнул я.

Но все же на кое-какую мысль он меня навел. Если уж Дарья так хорошо ко мне относится, то может попросить ее позвонить моим родным? А что? Это мне запретили такое делать и к телефону на пушечный выстрел не подпускают. А вот у медсестер проблем с доступом к телефону нет. Осталось узнать – озаботились ли запретом персоналу звонить нашим родным. И если нет, то тогда пускай и через Дарью, но я дам весточку Люде!

Девушка пришла к нам через час. Так-то она часто у нас бывает – в больнице ей скучно, к тому же она приставлена к нам дежурной медсестрой и, если у нас возникнут проблемы со здоровьем, она первая должна отреагировать и при необходимости врача позвать. Вот и совмещает свои обязанности с собственным интересом. Тут-то я и взял ее в оборот.

– Даша, у меня к тебе есть просьба.

– Правда? А какая? Я смогу ее выполнить? У вас что-то болит? Бориса Александровича позвать? Или у вас бумаги нет? Мне говорили, если вам бумага понадобится, то Игнату сказать. Или если что для работы. А…

– Стоп-стоп-стоп! – я аж поднял руки в защитном жесте, хотя это и было опрометчиво.

В груди снова заболело, да и поднятая левая рука с гипсом заныла. Я скривился от боли, а Дарья охнула и тут же кинулась ко мне, на ходу выстреливая десятком вопросов о моем самочувствии и уже готовая бежать за врачом.

– Стоп, – повторил я. – Не надо никуда бежать. Можешь молча выслушать? Ну хоть попытайся, а? Пожалуйста.

Дарья пусть не сразу, но все же услышала меня и замолчала. Слава богу!

– Даш, ты же знаешь, что у меня семья есть. Они переживают и не знают, что со мной. Ты можешь им позвонить и сказать, что я в порядке и, как поправлюсь, к ним приеду?

– А разве это можно? – впервые медленно и с сомнением протянула она.

– Ну, запрет по телефону есть только у меня и Сергея Павловича, так?