Лили продолжает молчать. Обхватив колени и прижав их к груди, она уставляется в одну точку. Я думал, ее приятно удивит такой поворот судьбы, но обрадованной она не кажется. У меня появляется ощущение, что я единственный здесь схожу с ума.

Если отбросить шутки, то выглядит Лили неважно. Придвинувшись ближе, кладу руку не ее бедро и ободряюще поглаживаю. Произнести хотя бы слово не решаюсь. Я научен горьким опытом: давить на женщин в таком состоянии может быть чревато. Поэтому я жду, когда Лили решится заговорить.

В итоге она все же открывается мне.

– Мне было шестнадцать, – начинает Лили. – В школе мне было тяжело, и я начала выступать в школьном театре. Но мне нужно было больше. Я хотела, чтобы пение стало всей моей жизнью, так меня и занесло в тот театр.

Не нужно быть телепатом, чтобы понять, что Лили что-то скрывает. Ее история не так печальна, как глаза, искрящиеся грустью. Лилиана что-то недоговаривает. Уверен, что часть с желанием больше петь, правдива, но причина ее реакции в чем-то другом.

– Теперь у тебя есть шанс осуществить мечту, – вопреки осадку, появившемуся во рту из-за ее скрытности, говорю я. – И чтобы все стало официально, тебе нужно кое-что подписать.

Тянусь к папке и протягиваю ее Лили. Птенчик открывает файл и удивленно моргает.

– Сразу три альбома? – выдавливает она. Подорвавшись с дивана, Лилиана начинает ходить кругами по гостиной, держа контракт перед глазами. – А вдруг у меня ничего не получится? Вдруг меня посчитают посредственной? Я ведь не Селин Дион, не Шер, не Уитни Хьюстон. Я… просто я.

Ловлю ее за руку, останавливая, достаю телефон из кармана и включаю запись, которую прислали ребята. Лилиана замирает, когда по гостиной разносится красивая мелодия песни, которую она исполняла. Она переводит взгляд на меня, на мои пальцы, обернутые вокруг ее запястья, и вслушивается в собственный голос. Лилиана падает под чары собственного таланта. Ее шея становится розоватой от румянца, и я не могу не улыбнуться. Когда Лилиана берет высокую ноту с такой легкостью, что мы оба вздрагиваем, она, кажется наконец-то осознает, что ее паника совершенно безосновательна.

Удерживая зрительный контакт, вытаскиваю ручку из пиджака и отдаю Лили. Она смотрит на нее некоторое время, затем на меня и все-таки подписывает контракт. У Лили такое лицо, будто она не соглашается на помощь с исполнением своей мечты, а продает свою душу.

– Эй, птенчик, ты споешь для меня? – забрав из ее рук кучу бумаг, поднимаюсь на ноги и поглаживаю костяшками ее скулу.

Веки Лилианы опускаются, и она льнет ко мне. Каждым нервом ощущаю ее внутреннее сопротивление. Чужие эмоции обычно не моя проблема. В моем мире есть две женщины, о которых я забочусь и которыми дорожу. На большее ни я, ни мое сердце не готовы. Но глядя на Лилиану, чувствуя, что она вот-вот рассыплется на осколки прямо на моих глазах, мне трудно сохранять хладнокровие.

Лилиана кивает, не открывая глаз. Я не уверен, что мною движет, когда я склоняюсь к ней, провожу носом по щеке, вдыхая ее аромат. Лили пахнет персиками и ванилью, она пахнет теплым солнечным вечером. Накрыв ладонью ее затылок, заключаю девушку в объятия. Лилиана податливо припадает щекой к моей груди и стискивает мою талию с удивительной силой. Беззвучно хмыкнув, прижимаю ее ближе к себе. Накручиваю ее волосы на свои пальцы, а второй рукой поглаживаю спину.

Лилиана глубоко вдыхает и начинает петь. Ее голос сначала тихий, почти неслышимый, похожий на бархатистое урчание, издаваемое котятами. Но с каждым словом он набирает мощь. Лилиана снова выбрала печальную балладу.