– Лилиана, ты с ума сошла? А если бы я выстрелил?

Приподнимаюсь, стараясь оставаться под щитом из танцующих людей, хватаю Эктора за руку и утаскиваю в сторону служебного помещения. Он особо не сопротивляется, когда я толкаю его за железную дверь.

– Николас здесь, – тараторю я, посматривая по сторонам. – Убирайся через служебный выход сейчас же.

Эктор лишь на секунду напрягается, кивает а затем его губы расплываются в широченную улыбку.

– А ты зацепила его, hermana, – сложив руки на груди, замечает он. – Может, тебе пора вести уроки соблазнения?

Закатываю глаза, толкаю ухмыляющегося Эктора, жалея, что не ударила его графином, и возвращаюсь за бар. Ладони потеют, руки трясутся. Пытаюсь не подавать виду, насколько я взвинчена. Хватаю салфетку и принимаюсь натирать уже чистые бокалы, излишне сосредоточенно разглядывая их ножки, чтобы не выискивать Николаса глазами. Мне кажется, что адреналин клокочет в моих венах, заставляя сердце тревожно и быстро биться. Тело в поисках способа отвлечься повинуется мелодичному ритму, и бедра раскачиваются в такт музыке. Сама того не замечая, подпеваю знакомой «Gasolina».

С губ срывается нервный смешок. Интересно, насколько глупо я выглядела, когда ползла на корточках по всему бару, а потом прятала Эктора, словно он мой тайный любовник? Если бы все было так прозаично. Все дело в том, что Эктор не раз приходил к Николасу для заключения сделки на получение права продажи на его территориях. По сути все, чем сейчас занимается «Lágrima», либо мелочь, либо то, за что в любой момент может начаться война. Банды будут грызться за любой метр, на который их соперники посмели ступить.

Вряд ли Николас мог не запомнить назойливую задницу Эктора, так что мы были на волоске от того, чтобы быть пойманными.

– Хотела сбежать от меня, птенчик?

Даже зная, что Николас подойдет, вздрагиваю. Музыка стихает, когда я медленно поднимаю глаза. Ник, поставив руки на барную стойку, наклоняет голову, разглядывая меня. Бокал замирает в моей руке, когда мой взгляд скользит по нему. Конечно, я не упускаю возможность рассмотреть его рельефные мышцы, выглядывающие из-под серой объемной футболки, светлые волосы, падающие на лоб несколькими непослушными прядями, и глаза, будто два светящихся топаза в темноте бара.

Но сильнее меня цепляет не его красота, а нервный взгляд. Когда Николас видит десятки бутылок, стоящих за мной, людей, пьющих коктейли и охмелевших от спиртного, его челюсти напрягаются, а взгляд становится потерянным. По его лицу ходят желваки, а кулаки на мгновенье сжимаются.

Боже мой, ему не стоило приходить сюда. «Лайм и соль» – это олицетворение всего, с чем он борется. Я слышала часть его речи на встрече анонимных алкоголиков. Николас сражается с зависимостью уже восемнадцать лет, больше половины жизни его терзает болезнь, погубившая не меньше людей, чем войны.

Оглядываюсь по сторонам, думая, куда бы увести Ника. Эктор должен был успеть выйти через служебный выход и покинуть бар, поэтому молча киваю Николасу в сторону железной двери и сама направляюсь туда, молясь не увидеть своего названого брата.

Проскользнув внутрь, облегченно выдыхаю, но в следующую секунду мою талию обхватывают крепкие руки и разворачивают. Ударяюсь щекой о каменную грудь Николаса и удивленно поднимаю глаза.

– Что ты творишь? – шиплю на него.

Не ответив и не отпустив меня, Ник, осмотрев служебное помещение, замечает кухонную стойку для персонала позади нас и, подняв меня в воздух, как тряпичную куклу, усаживает на нее. Моя спина упирается в стену. Николас, раздвинув мои бедра, устраивается между моих ног, а руки ставит по обе стороны от меня, окончательно загоняя в ловушку. Жар его тела опаляет кожу, а близость заставляет пульс подскочить.