— И где он теперь? — поинтересовалась я.

— Точно никто не знает. Вроде бы видели, как он вскочил на коня и унёсся в степь.

— Что ж, надеюсь, успокоится... с миром! — всё же ухмыльнувшись, я подхватила с земли чашу. — Налью себе айрага!

Лучше унести "улику" с места преступления.

— Марко! — Шона снова догнал меня. — Одному тебе не стоит оставаться. Бяслаг призывал проклятья... на тебя, называя бледнолицым демоном. Если вернётся, и ты попадёшься ему на глаза...

— Позову на помощь, — улыбнулась я, но, увидев спешившую к нам Сайну, покорно согласилась:

— Ладно, останусь здесь.

Слишком явное бегство от отпрысков хана может вызвать ненужные подозрения, а сейчас важнее всего вести себя естественно. Как всё-таки удачно, что я была с Шоной, когда темник впал в истерику! Алиби — лучше не придумаешь! Хотя... жаль, что я этого не видела — наблюдать, как мой враг окончательно сходит с ума, точно доставило бы мне удовольствие! Надеялась, что надпись на дне чаши произведёт на него впечатление, но на такой эффект не рассчитывала. Интересно, что будет, когда он вернётся?

Но темник не вернулся... по крайней мере, самостоятельно. Его нашли на следующий день в степи, сидящим рядом со сломавшей ногу лошадью. Он никого не узнавал, бормотал что-то невразумительное и явно не понимал, где находится. Опасаясь, что злые духи всё же взяли тело темника под свой безжалостный контроль, над Бяслаг-нойоном провели сложный очистительный ритуал и поместили в одной из комнат дворца, предварительно окурив её можжевеловым дымом. Но все усилия были напрасны. Темник продолжал вести себя, как помешанный, шарахался от посуды, в которой приносили еду и питьё, непрестанно бормотал что-то про чотгоров и шулмасов и смотрел мимо толпившихся вокруг его ложа шаманов и лекарей на что-то, видимое ему одному. К следующей ночи он ослабел настолько, что лекари оставили всякую надежду на спасение, ещё раз окурили комнату можжевеловым дымом и разошлись, оставив у ложа обречённого только его жену. Но и для неё оставаться в комнате один на один с безумцем оказалось слишком тяжёлым испытанием и, поставив рядом на столик посудину с водой, мадам удалилась. Притаившись в укромном месте, я видела, как она уходит, и, подождав, пока шаги стихнут, выскользнула из своего убежища.

Прокравшись по тёмным переходам, бесшумно переступила порог отведённой темнику комнаты и остановилась перед ложем. Вид лежащего на нём мог бы вызвать жалость: осунувшееся лицо, отмеченное близостью смерти, пересохшие губы, безвольно вытянутые вдоль туловища руки. Но я, глядя на него, видела горстку защитников монастыря во главе с тьяньши, ставших в стойку для последней безнадёжной схватки, мастера Шуи и "сверчка", пронзённых насквозь копьями и стрелами, раненых Сонг и Сяо Ци... мёртвое лицо и потускневший взгляд Вэя... и испытывала только ненависть. Подойдя к изголовью, наклонилась над темником и негромко произнесла:

— Помнишь, как ты притащил меня в этот дворец и бросил к трону твоего кагана? А я обещал, что кара настигнет тебя год спустя в тот же самый день? Так вот этот день наступил. Ты готов отправиться к праотцам, Бяслаг?

Не думала, что мои слова пробьются к его сознанию, но глаза темника вдруг распахнулись, и лихорадочный взгляд впился в меня с отчаянием и ужасом. Бледные губы зашевелились, но с них сорвался только хрип.

— Вижу, меня ты узнал, — улыбнулась я. — Тем лучше. Хочу, чтобы моё лицо было последним, что ты увидишь перед путешествием в небытие.

Нойон продолжал хрипеть, силясь приподняться.