Привязав Хуяга к дереву, начала подниматься по каменистой тропинке, увещевая кречетёнка вести себя прилично. Но Хедвиг хлопала крыльями, всем своим видом показывая, как хочет сорваться с перчатки, и я сдалась:

— Ладно, непоседа, полетай...

Конечно, далеко улететь она не могла: на лапки надеты кожаные путцы, крепившиеся к перчатке длинным шнуром. О том, стоит ли уже позволять ей подниматься в небо, мнения птичьих "наставников" разделились. Тунгалаг говорила, птенец ещё недостаточно приручен, чтобы отпускать её даже на длину шнура. Юнгур, наоборот, считал, что птице нужно небо и возможность тренировать силу крыльев, но делать это лучше в ставшей привычной для неё обстановке — например, в каганском саду. Я выслушала обе стороны и, как всегда, поступила по-своему, выпустив Хедвиг полетать в естественной среде обитания. Кстати, в этих горах часто охотился каганёнок со своей свитой. После моего выступления на "арене" мы с ним почти не общались. Точнее, не общалась я. Он пытался со мной заговорить — с небрежной насмешливостью, ставшей между нами нормой. Но я не вступала в словесные перепалки, как раньше. Просто почтительно кланялась, приложив руку к груди, и молча удалялась, чем, кажется, приводила его в смятение. Заметивший это "отчуждение" Шона только качал головой:

— Всё-таки ты вздорный, Марко! Он хочет помириться, неужели не видишь?

— "Помириться" можно, если раньше дружил, а между нами никогда не было и не будет дружбы.

— Только из-за твоего упрямства, — улыбнулся гигант. — Хорошо, пусть принц тебя задел, но что с остальными? Ты ведь хочешь найти своё место при дворе? Может даже в личной страже кагана? Но как собираешься это сделать, если настроишь против себя всех?

Конечно, он прав... наверное. Но даже сейчас, отомстив Бяслаг-нойону, я продолжала тосковать по времени в монастыре, по моим оставшимся среди его развалин друзьям... и по Вэю. Ночь за ночью желала ему приятных снов и глотала слёзы при одном воспоминании о жутком дне, когда потеряла его навсегда. А теперь подружиться с этими варварами и относиться к ним так же, как к Киу, Сонг, Сяо Ци и остальным? Мне казалось, этим я просто предам память о погибших...

Резкий звук, будто лопнула тетива, вернул меня в настоящее и заставил охнуть. Хедвиг, кружившаяся над моей головой, отовала шнур от перчатки — наверное, я недостаточно закрепила его — и понеслась прочь.

— Хедвиг! — истерично выкрикнула я. — Вернись! Ты погибнешь, если улетишь сейчас! Хедвиг!

Но избалованная птичья принцесса поднималась всё выше и выше, а я, не разбирая дороги, неслась вверх по горной тропе.... пока не потеряла её из виду.

— Хедвиг...

Всё же хорошо, что Шона меня не сопровождает — если бы разревелась при нём, сразу бы выдала свой пол. А ревела я сейчас горько — от жалости к бедному неокрепшему птенцу и от злости на себя. И дёрнуло меня выехать за пределы города! Случись подобное в саду, кречетёнка бы наверняка отловили. Да и далеко бы она не отлетела, а здесь... Бедный маленький птенчик, обречённый умереть из-за моей нерадивости... Размазывая слёзы, я бесцельно брела дальше по тропинке, как вдруг услышала знакомый требовательный писк. Хедвиг? Я помчалась на звук, спотыкаясь и чуть не падая. Крики становились громче, казалось, она вопит где-то прямо надо мной, и, подняв голову, я остановилась, увидев, куда её занесло. На вершине горы росло раскидистое дерево. Его мощные корни пробились сквозь камни, ствол наклонился над обрывом, а среди ветвей, пытаясь освободиться от запутавшегося в них шнура, хлопала крыльями моя капризная принцесса. Видимо, непривычная к длительным перелётам, она устала и опустилась на ветку, но шнур припутал её на месте.