Не знаю, сколько продолжался кошмарный полет в никуда, – может, несколько секунд, а может, годы, – но в какой-то момент все закончилось. В глаза ударил яркий свет, и другая воронка, точь-в-точь как та, что недавно (или давным-давно) проглотила меня, выбросила мою истерзанную душу, запульнув ей в молочную высь. Вонь рассеялась как-то сразу, в одно мгновение, и моего обоняния коснулся тонкий аромат луговых цветов.

Все удаляясь от жерла воронки, я увидел, как из нее вылетают другие люди, потешно болтая кажущимися с такого расстояния малюсенькими ручками и ножками. Некоторые летели, кувыркаясь, другие степенно плыли, словно по невидимой реке, а третьи неслись стрелой, зачем-то помогая себе конечностями – ведь дураку понятно, что от них здесь ничего не зависит.

Вдалеке, в направлении моего полета, сквозь молочную пелену показалось темное пятно, и я переключил внимание на него, пытаясь разглядеть конечную точку своего пути. Ведь должен же я куда-то прилететь! Пятно становилось все больше и больше, раздаваясь вширь и наливаясь красками, словно неведомый художник кистью прорисовывал контуры, добавляя мазок к мазку. И вот уже мне навстречу несется дивный мир, покрытый зеленью, чарующий неведомыми гигантскими цветами всевозможных оттенков и слепящий блеском лазурных вод чистейших речушек и озер. Глядя на все это великолепие с высоты птичьего полета, я внезапно осознал, что несусь к земле на сумасшедшей скорости.

Меня вновь обуял леденящий ужас. Ни затормозить, ни закрыть глаза, ни просто крикнуть я не мог. Мне оставалось лишь взирать на стремительно приближающуюся поверхность широко распахнутыми глазами и пытаться убедить себя в нереальности происходящего. Вы пробовали когда-нибудь, пребывая в шоковом состоянии, убедить себя в чем-то? Вот именно. У меня тоже ничего не вышло. Но когда до земли оставались считаные десятки метров, и я уже смирился с участью быть размазанным по прекрасной долине рек и цветов, скорость внезапно начала падать, и на землю я опустился, словно перышко, коснувшись ее раскоряченными с перепугу руками и ногами на манер краба.

Вероятно, стороннему наблюдателю мое приземление могло показаться забавным. Мне оно таковым не казалось. И если бы у меня до сих пор наличествовали тело и штаны, то последние, с огромной долей вероятности, были бы попорчены основательнее, нежели машина, оставленная под птичьим деревом.

Немного придя в себя и осознав, что опасность обратиться в плоскую неприглядность миновала, я осторожно сел и с опаской огляделся по сторонам, как и полагается цивилизованному человеку, попавшему в незнакомую обстановку.

Меня окружал диковинный мир. Земля подо мной казалась упругой, а не привычно-твердой. Ее покрывало нечто, сильно смахивающее на ковровый ворс, но более мягкий, шелковистый и приятный на ощупь. Это «нечто», совершенно непохожее на траву, переливалось оттенками зеленого. Проведя по земле ладонью, я ощутил ее тепло и нежную бархатистость.

Вокруг меня произрастали необычные растения. Некоторые из них напоминали змей, плавно извивающихся замысловатыми изгибами. Другие, похожие на длинные толстые палки, пульсировали, будто прокачивали через себя соки. Были и растения, похожие на цветы. Их безлистые ножки, закрученные спиралями, венчали склоненные к земле головки, обрамленные тончайшими лепестками всевозможных расцветок и форм. Некоторые из цветов едва достигали моего колена, другие возвышались на два и более метров. Но странное дело, все они были обращены ко мне, словно оценивающе присматривались к неведомому существу, примериваясь, откуда лучше откусить первый кусочек. От их пристальных «взглядов» становилось не по себе. Я на всякий случай отодвинулся назад, подальше от странных цветов.