И она отвечает:

– Это все сырные палочки. Она их буквально не переваривает...

– Так это все из-за полочек... и ты знала об этом?! – не могу поверить своим ушам.

А она еще улыбается:

– Откуда мне было знать, что ты притащишь в дом именно их? – И, как бы извиняясь, шепчет: – Прости.

Я вообще-то мало что прощаю, но в этот раз готов сделать маленькую уступку...

11. 10 глава. Эмили

Я едва не зарабатываю разрыв сердца, когда на мои стук и неумолчные звонки в дверь Юлиановой квартиры не отзывается ни одна живая душа, вернее отзывается, да не та: фрау Трестер, соседка по лестничной площадке, приоткрыв дверь, сразу же сообщает:

– Убег этот изувер... вместе с ребенком и собакой убег. Надеюсь, не скоро вернется... – И косит на меня подслеповатым глазом: – А ты кто такая будешь? Это твой, верно, ребенок кричит по ночам, спать мне мешает?

– Простите, фрау Трестер, – отступаю в сторону лестницы, – мне надо Юлиана найти... Они, должно быть, на улице гуляют. Простите!

И слышу, как та кричит мне вдогонку:

– Младенчика я еще могла стерпеть, но собаку точно не потерплю. Так своему дружку и передай!

Дружку... Это слово, брошенное в спину, подобно мячу, заставляет меня сбиться с шага и едва не перелететь через порог носом вперед. Такого «дружка» никому не пожелаешь, это уж точно, хотя, стоит признаться, есть в Юлиане нечто притягательное... Подчас его животный магнетизм даже мое сердце заставляет сбиваться с ритма. И это при том, что я отлично осведомлена о всех самых темных сторонах его характера... Все благодаря рассказам его брата, конечно.

Осматриваюсь в поисках Ангелики, смазливого парня и собаки... Не вижу ни одного из них, и бегу в сторону детской площадки, виднеющейся дальше по тротуару. Вдруг Юлиану взбрело в голову выгулять Ангелику именно туда, и – вуаля! – вижу его высокую фигуру, направляющуюся в сторону цветущих кустов рододендронов.

– Где Ангелика? – кричу, выпучив испуганные глаза. – Куда ты дел моего ребенка? – Хватаю парня за футболку, встряхиваю посильнее и... замираю, когда его руки стискивают меня за предплечья, а глаза глядят прямо в лицо. Губы даже складываются в какие-то слова – кажется, он говорит, что с Ангеликой все в порядке – я же, словно удав перед кроликом, вижу только пульсирующую галактику его черных зрачков и ощущаю слабость в раз отказавшихся слушаться ногах.

Прихожу в себя уже во время разговора о сырных палочках: зачем-то прошу прощение за свое позорное бегство и умалчивание о плохом влиянии оных на организм Лэсси. Знаю, что нельзя показывать перед ним свою слабость (так меня наставляли турбобабули), но Юлиан на удивление кроток и спокоен. И прощает меня, как мне кажется, искренне... Или мне хочется так думать?

Я уже совсем запуталась.

Иду к дочери и подхватываю ее на руки: хоть с тобой, моя девочка, все легко и понятно.

– Здравствуйте, – женщина на скамейке дружелюбно мне улыбается. – У вас хорошая девочка. Я завлекла ее игрушкой, надеюсь, вы не против?

– Нет, спасибо, что присмотрели за ней. Боюсь, из Юлиана та еще нянька...

Мы глядим в сторону парня, пытающегося вытянуть из кустов упирающуюся Лэсси, и женщина произносит:

– Всем приходится однажды учиться. – Потом вытаскивает из песочницы своего перемазанного ребенка, собирает его игрушки и прощается: – Нам пора обедать. Хорошего дня!

– До свидания.

– Ну вот, – жалуется парень, плюхаясь на освободившееся место подле меня, – ты лишила меня потенциальной жертвы. Эта красотка делала мне авансы...

Сильно в этом сомневаюсь, тем более, что...

– С каких это пор мамочки с детьми стали для тебя «потенциальными жертвами» да и просто «красотками»? Мне казалось, ответственность тебя не заводит... Только разовый секс без обязательств.