Опускаю веки. У меня заледенели ладони и онемели губы. Воздух в кабинете стал густым и сладким, дышать удаётся с трудом. Перед закрытыми глазами пляшут мурашки. Каждый их прыжок отдаёт болью где-то в районе затылка.

— Я бы предложил посмотреть ваши с супругом клетки, чьи наиболее подойдут Кире. Пока просто посмотреть, без очистки. Очистка — это дорогостоящая процедура, к ней следует приступать, если поймём, что стандартного курса недостаточно.

— Может быть такое, что по какой-то причине клетки родителей не подойдут совсем?

— Нет. Оба родителя плюс-минус с вероятностью пятьдесят процентов могут стать донорами. У какого-то родителя эта вероятность выше, у какого-то ниже, но всегда около пятидесяти процентов.

Я доверяю этой клинике и этим врачам. Бегать по другим медицинским учреждениям нет смысла. Если врачи хотят посмотреть наши с Макаром клетки, то пускай смотрят. Он ведь не сказал, что Кире точно требуется пересадка и уже вот прям сейчас.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Я передам мужу.

Приходится снова звонить Макару и пересказывать разговор с главврачом. Муж заметно напрягается. Его, как и меня, не радует перспектива пересадки Кире наших клеток. Я успокаиваю Макара (а на самом деле саму себя), что скорее всего дочери хватит курса лечения. Врачи просто подстраховываются. Пока речь идёт лишь о том, чтобы посмотреть наши с Макаром клетки. Всё.

Макар соглашается. Еще бы он был против. Это в прямом смысле вопрос дальнейшей жизни нашей дочери.

У нас берут кровь из вены. Внешне это выглядит как обычный забор крови, но мы готовимся к нему не меньше недели. Параллельно Кире начинают курс лечения. Она мужественно терпит, хотя я знаю, как ей больно от уколов.

Я надеюсь, что вся эта ситуация с Кирой смягчит Макара, но нет. Даже когда происходят такие страшные вещи, он грозится отобрать у меня дочь. Называет меня «подстилкой общажника» и снова начинает угрозы, что лишит меня родительских прав. Я слишком вымотана и измождена, чтобы вступать в полемику с Макаром. Не реагирую на его угрозы и оскорбления. У меня есть дела поважнее, чем война с мужем.

Андрей звонит каждый день. Наши разговоры недолгие, но они для меня чуть ли не единственная радость в эти тяжелые дни. Я рассказываю ему все, что произошло за день, а он внимательно слушает. Иногда я плачу в трубку, а он произносит что-то утешающее. Андрей задает вопросы, искренне интересуется всем, что говорят врачи. Потом он рассказывает про мою школу детского творчества. У меня совсем нет сил и времени ею заниматься, поэтому Андрей взвалил ее на свои плечи. Каждый день ездит туда, проверяет, как идёт работа.

Вот только к нам в больницу Андрей не приезжает. А мне так хочется его увидеть. Аж тело ломит — настолько сильно я по нему скучаю. На губах ещё жив короткий поцелуй Андрея. Иногда по ночам я касаюсь пальцами рта, вспоминая, как Андрей прильнул к моим устам. По-прежнему запрещаю себе мечтать и на что-то надеяться. Он просто мой адвокат. Я просто его клиентка.

Через несколько недель снова идут в кабинет главврача. Сейчас мне не так дурно, как в прошлый раз. Курс лечения идёт хорошо, организм Киры справляется. Лечащий врач сказал, что пересадка вряд ли потребуется.

— Добрый день, — вхожу в кабинет главврача и без приглашения сажусь на тот же стул.

— Здравствуйте. Курс идёт хорошо, Кира большая молодец.

— Да, спасибо, — искренне улыбаюсь. — Пересадка же теперь вряд ли потребуется?

— Вряд ли, — кивает. — Но ваши с супругом клетки мы все равно посмотрели. Лишним не будет хотя бы для того, чтобы знать на будущее.