– В том и проблема. Что у меня тоже никогда не было бати... Порой я понимаю маму. На ее месте я сделал бы так же... Прощай.

Карим отвел глаза от отца и понес меня по живому коридору из вооруженных людей. Но он знал – никто не посмеет выстрелить. Если медлит главарь, то банда отступит. Я оглянулась на Питбуля и увидела, как он меняется в лице. На смену борзости и злобе приходили боль и растерянность, им овладевала пустота. Она чернела внутри его души бездонной дырой и лишала последней радости – быть чьим-то отцом и чувствовать тепло кровной семьи. Его сын уходил, и сам он опять оставался один, наедине с самим собой. Питбуль боялся одиночества и понимал, как все это глупо – враждовать со своим отражением в зеркале.

– Как она? – еле выдавил он из себя, когда Карим уже почти дошел до выхода. Он опустил пистолет и хотел услышать правду. – Она с тобой общается?

Но Карим застыл на месте и задал встречный вопрос, даже не оглянувшись:

– Разве тебе не все равно? Что ты хочешь узнать?

– Она в порядке? – хрипло сказал Питбуль и потупил взгляд. Как будто алкаш, которому на голову хлынуло ведро ледяной воды. И теперь он отрезвел, припомнив семью. – С ней... с ней все хорошо?

Карим стиснул зубы и все же повернулся для ответа:

– С мамой всегда все хорошо, если рядом нет тебя. Даже не думай ее искать… Если узнаю, что ты пытаешься опять сломать ей жизнь – переломаю руки.  

6. 6

Карим

Мы ехали молча. Я ничего не спрашивал, а Ната не отвечала. Один лишь молчок и тихая музыка, которую я включил на автомате – просто чтобы хоть немного успокоить нервы. Потому что психовать мне тогда хотелось выше крыши.

Еще час назад я был уверен, что уже не увижу ее. Моя девчонка вдруг исчезла. Как под землю провалилась. Я решил, что она сбежала домой, но горе-мамашка была подшофе и просто недоумевала от моих расспросов. А больше ей было некуда пойти. Тем более без денег, без моей поддержки. Я в тот момент был зол дико – Ната теперь под моим крылом. Все, что она делает, что говорит, как выглядит, что надевает... Все это не только ее жиза, но и моя. Теперь мы с ней одно целое – нравится это ей или нет. Но от себя я Натку не отпущу ни на сантиметр.

– Что ты у него забыла? – спросил я сухо, не отводя глаз от дороги.

– Что? – будто очнулась Ната и посмотрела на меня красными от слез глазами. – О чем ты?

И я повторил свой вопрос еще четче, буквально по слогам:

– Какого хрена ты туда поперлась?

– Карим, я... 

– Ты решила метнуться к Питбулю? Он тебе так понравился, что ты подумала фигачить на два фронта?

– Чего? – вырвался у нее смешок, хотя смешного ничего не было.  

– Ты это специально делаешь? Хотела мне просто насолить, да? Искала, куда больней ударить? Вот так ты меня благодаришь за гостеприимство?

– Гостеприимство?

– Да, гостеприимство! – сжал я крепко руль, превозмогая тягу схватить ее за задницу и хорошенько проучить. – Я к тебе со всей душой, а ты, блядь, в ресторан с моим отцом поперлась! Он тебе небось лапши на уши навешал... Чем ты думала, Ната?!

– Чем я думала? Да жопой я думала, жопой! Чем я еще могла думать, по твоему?!

– Я так и понял. Это заметно.

Она даже не представляла, как я зол на нее. Как сильно я перепсиховал, пока искал ее по всей Москве. Сколько больниц я обзвонил и моргов проверил, прежде чем решил успокоиться и дать себе слово, что больше никогда так не поступлю. Я просто поклялся себе больше не приручать девчонок, которые не знают, что такое взрослая жизнь. Ведь мы всегда в ответе за тех, кого приручили.

– Останови машину, – сказала вдруг Ната и повторила свою просьбу повышенным тоном: – Останови свою гребаную машину, Карим!