– Я – нет. Но у меня и «вживую» не получается. Вот где отклонения пышным цветом. Так что все одно.

– В свиданиях нет смысла, если они не заканчиваются чем-то серьезным, детьми, например. А иначе у тебя ничего не остается.

– А от детей что остается? Потраченные годы. Время летит, ты даже не успеваешь ничего запомнить из-за постоянных забот.

– Остается твой выросший ребенок. Самостоятельный человек. Или не совсем самостоятельный, – сникла Элен, видно, вспомнив о своем собственном сыне. – Ты ведь хочешь детей?

– Для меня это непросто.

– Все в мире просто, если есть деньги, а они у тебя есть. ЭКО. Донор. Суррогатная мать.

– Я так не хочу. Вернее, сначала хочу найти мужчину.

– Но так ты его не найдешь! – снова взвилась Элен. – Это путь в никуда. Ты не хочешь ни детей, ни мужчину. Ты хочешь семью. А это намного сложнее.

– Семья состоит и из одного человека, и из двух, из трех.

– Да, но не для тебя. Тебе нужны традиции, родственники, связи. Ты хочешь быть частью истории. Что, разве я тебя не знаю?

Элен обратила свой пыл на сумки с продуктами, которые привезла Ада. Она не доверяла службам доставки. Заказывала мало, чтобы они ничего не перепутали. Но они все равно путали. Приходилось перезванивать, заменять товар, ждать возврата денег.

– Никогда не было, чтоб без косяков! – жаловалась Элен.

Поэтому если Ада выказывала намерение приехать к ним за город, Элен тут же нагружала ее тремя списками, в которых пункты шли без счета.

– Ассистента отправила, – недовольно пробурчала Элен, разбирая покупки.

Ада вздохнула. Ассистент отправил стажера. А тот заказал доставку. Что по магазинам мотаться?

– Овсяные хлопья не того размера. Видишь, он ест только из зеленой пачки, а эта желтая.

– Элен, ты как маленькая. Пересыпь из желтой пачки в зеленую, в разваренном виде никто не замечает, какой размер был когда-то у хлопьев.

Дуновение ветра – Ада вздрогнула. Уставилась на противоположный конец стола. Никого. Она приподнялась, замерла, готовая поймать невидимку. Она буравила глазами пустоту, помечала малейшую пылинку в воздухе.

– Что с тобой? Ведешь себя как Марк. Он тоже вот так уставится, не поймешь, на что он смотрит.

– Тебе не кажется, что здесь еще кто-то есть?

– Нет. Но вот Марку всегда так кажется.

«Марку кажется». Похоже, у нее тоже все признаки расстройства. Может быть, она приехала к Элен, чтобы убедиться, то, что происходит с ней не похоже на то, что происходит с Марком. Что она, Ада, не сходит с ума? Или сходит?

Ада залпом допила вино в бокале, перевела дыхание, опасаясь приступа тошноты, но внутри было тихо.

– А где же Марк?

– На пляже.

– Ты отпускаешь его одного?

– Он не заходит в воду.

– Как его здоровье?

– В смысле, нездоровье? Без изменений.

– Это же неплохо, правда?

Элен приподняла одну бровь:

– Неплохо? Ну, если заезжать к нам, как ты, раз в три месяца, то выглядит и в самом деле неплохо.

– Эле-е-ен, – простонала Ада, будто внезапно заболел зуб.

– Э-э-эн! – откликнулся крик или стон с пляжа.

Элен подхватилась из-за стола, она была всегда начеку, и сейчас ругала себя, за то что расслабилась за бокалом вина, когда сын бодрствует, не спит. Марк приближался к дому. Он шел, ковылял, с вытянутой правой рукой, а из ладони у него торчал осколок стекла синего, сапфирового цвета, как осколок небес.

***

Ада осталась ночевать в доме на заливе. После «скорой», врачей, истерики Элен, еще одной бутылки вина, она не могла уехать. Нет, могла бы, конечно. Вызвала бы такси. Нет, не могла. Никуда бы она не поехала. Она утешала Элен и помогала укладывать в постель Марка.