— Сними рубашку, — велел он ему тогда. — Боль — лучший из учителей. А память об испытанной боли сделает из тебя человека, который будет думать, прежде чем делать.
Его мясистые пальцы, словно тиски, сжимали худенькое плечо Руслана, пока он ставил на него клеймо — ожог от сигары. А я, глотая слёзы, умоляла его прекратить. Первый памятный урок из трёх на теле моего брата. А всё потому что отец учил думать, прежде чем делать, не того своего ребёнка.
Я остервенело сдёргиваю с себя влажную простынь и кричу в набивший оскомину потолок:
— Как же я счастлива, что ты сдох!
Рус тоже хорош! Не защищай он меня от последствий моих поступков, я, может, и выросла бы хотя бы от части таким же сильным и благородным человеком, как он.
Я изгоняю из головы остатки липкого сна, поднимаюсь с кровати и иду принимать душ.
Настроение ни к чёрту.
Моих ровесников среди здешних «узников» почти нет. Появлялись, конечно, за тот месяц, что я здесь торчу, но не задерживались надолго. Лишь Виола, которая на самом деле носит обычное имя Машка, находится здесь дольше меня. Сама она говорит, что лечь на лечение было её собственной идеей, но от моего взора не укрылись рваные шрамы на её запястьях. Насколько я поняла Виола в ней мечтает купаться в лучах славы, будучи популярной актрисой, но Машке не хватает силы духа и смелости следовать за мечтой и преодолевать сопутствующие трудности.
Чёртово раздвоение личности, как есть.
Впрочем, эта девчонка то единственное, что спасает меня от скуки и мыслей о собственной болезни.
— У нас новенький! — вырвавшись из дверей столовой и увидев меня, восторженно сообщает она. — Симпатичный парень, чуть старше нас с тобой! Нет, ты представляешь?!
Лично меня больше не интересуют парни — с ними много ненужной и пустой возни, а толку ноль. Разумеется, я скучаю по вниманию от противоположного пола, но твёрдо поняла, что ничего больше они дать не могут. А если расслабишься, ещё и сердце в дребезги разобьют.
— Как славно, — кисло отвечаю я и иду дальше.
Я запрещаю себе пить кофе — вредно для белизны зубов, но в моменты паршивого настроения позволяю себе эту слабость. А сейчас именно такой случай.
— Нет, ты только посмотри на него! — не отстаёт Виола, пока я вожусь с кофемашиной у стойки раздачи. — Интересно, что у него случилось? Высокий какой, плечистый… Ах, как же я скучала по парням в своём обществе. Ой! Он смотрит прямо на нас! Представляешь, если одна из нас встретит здесь свою любовь? Так романтично…
— Любви не существует, — в который раз повторяю я.
— Существует, конечно! — спорит Виола. — О ней снято столько фильмов!
Я хмыкаю, подхватываю чашку с чёрным кофе и разворачиваюсь к столикам. Среди трёх калек, сидящих там, распиаренный Виолой парень сразу же бросается в глаза. Я удивлённо замираю, потому что узнаю в нём того «рок-музыканта», который пристал ко мне с вопросами пару дней назад.
Да быть этого не может!
И снова эта дурацкая мимолётная улыбка, тронувшая ровные губы.
Я отмираю и иду прямиком к нему.
— Привет, интересная Вика, — отклоняется он на спинку стула. — Как видишь, я не смог долго ждать следующей встречи. Даже эти два дня показались вечностью.
— Какого чёрта ты здесь делаешь? — шиплю я.
— Хочу узнать тебя ближе, — пожимает он плечами.
Я опускаюсь на стул напротив и склоняюсь над столешницей:
— И ради этого лёг в клинику? Ты совсем… — Я распрямляюсь и усмехаюсь: — Впрочем, очевидно же, что тебе это будет полезно.
— Брось, — улыбается он. — Я просто люблю интересно проводить время, пробовать что-то новое. Экспериментировать.