— Ладно! Только уберись от меня как можно дальше, понял?

— Ну… Я тоже не планирую сигануть с высоты третьего этажа, — делает он шаг назад. — Так-то здесь не особо разгуляешься.

— Не смешно, — ворчу я и лезу в окно.

— Чёрт, а я считал себя довольно юморным парнем, — доносится мне в спину.

— Ошибаться нормально, — возвращаю ему его же слова. — Как и признавать это.

Я останавливаюсь и опускаю лестницу, Кирилл тормозит рядом и усмехается:

— Умеешь больно быть.

Я распрямляюсь и смотрю ему в глаза:

— Слова — моё лучшее оружие.

— Осторожнее с ним, вдруг поранишь саму себя?

Я поджимаю губы. Моё лучшее оружие? Да этот придурок владеет им гораздо искуснее меня! Что, разумеется, жутко бесит. Как и восхищает, да. Чёрт.

Я спускаюсь вниз и иду прямиком к лестнице. Плевать. Я не должна тратить свои нервы на самодовольных балванов. Хватит. Я больше никому не позволю нагло вторгаться в моё сердце, чтобы он потом беспардонно его растоптал. От него и так уже ничего не осталось. Одни осколки, которые не перестают кровоточить. Да и не перестанут, пока я сама не возьмусь его склеить. Правда толку, всё равно, мало — склеенное вам, не целое.

Я сворачиваю в коридор, но тут мою руку ловят пальцы и резко дёргают меня обратно. Кирилл припирает меня к стене, накрывает мой рот ладонью и горячо шепчет:

— Кто-то поднимается, не слышишь?

Я замираю, вслушиваюсь, но как на зло в ушах на скорости долбит собственное сердце, разволновавшееся от тесной близости парня. Его мужской аромат, что буквально обволакивает меня с головы до ног, искушает. Чёрт, если меня застукают с ним, на мужском этаже, да ещё и в нетрезвом виде — жди какого-нибудь унизительного наказания. Картошку, например, заставят чистить на протяжении ещё одно грёбанного месяца здесь. И тогда я точно сигану с высоты третьего этажа.

— Тихо, — приказывает Кирилл, перехватывает меня за руку и тянет в сторону.

Дверь открывается бесшумно, и вот мы уже находимся за ней. В комнате темно, как в подвальном помещении, сквозь плотно задёрнутые шторы не просачивается даже слабенький луч света луны. Лишь жар тела парня, да его горячее дыхание у уха. Это напрягает. Ощущение, что бесконечное волнение испарило весь алкоголь из моей крови.

Чёрт, надеюсь, это не чья-то чужая и не пустующая комната, но на всякий случай не двигаюсь и не дышу лишний раз. Ладонь Кирилла перемещается с моей талии на плечо, ползёт выше и замирает на шее. Горячая, как пекло в аду. Его лоб соприкасается с моим. Дыхание останавливается вовсе. А вот дыхание Кирилла, напротив, учащается. Обжигает мои и так сухие губы.

— Ты не можешь меня поцеловать, — хриплый шёпот.

— Что не мешает мне хотеть.

Боже…

Самая настоящая пытка. Это не честно, больно и обидно. И желанно, чёрт возьми.

Напряжение нарастает, взрывается мелкими искрами на кончиках пальцев. Мучительно сильно хочется поднять руки, коснуться горячей кожи. Да, она должна быть горячей, потому что не только меня разрывает от едва сдерживаемого желания. Он сам это сказал. Сам хочет, но не может. Какая же это дурость, правда? Нелепица. Самый настоящий бред. Который можно и нужно закончить.

Рука нащупывает ручку, тянет рычаг вниз, и через секунду я оказываюсь в свете коридора. В груди ноет от «недосказанности», но так лучше. Всем, но в первую очередь, мне. Делаю долгожданный свободный вздох, разворачиваюсь и устремляюсь вон. Тихий смех Кирилла в спину ощущается, как болезненная пощёчина. Придурок.

7. Глава 7

— Ощущение, что ты раздражена, — негромко замечает Жевнов, усаживаясь на диванчик напротив кресла, в котором сижу я, беспардонно поставив на него ноги и обняв колени. — Впрочем, я не могу не радоваться, что сегодня ты решила обойтись без притворства.