- Твоя сестрица любит игры с едой.

- Любила, - машинально поправляю я, а потом, нахмурившись, пытаюсь понять, о каких играх он говорит. – Она что-то добавляла тебе в еду?

Молчит. Так долго, что я почти не рассчитываю на ответ. Но потом в одно мгновение решительно отвечает:

- Да, - и опускается на стул напротив меня.

Озадачено смотрю на него. Кожнар смотрит на еду. Что можно добавить в еду здоровенному бешеному от злости мужику, чтобы при этом его не увезли в больницу… Оу…

Да Аяна затейница. Краснею до ушей.

Главный вопрос состоит в том, как он сюда попал и зачем Аяна держала его в подвале. Но мне что-то подсказывает, что он не готов это обсуждать. А у меня есть не менее важная проблема. И потому, раскладывая мясное рагу по тарелкам, я говорю:

- Мне нужно понять, какие свойства имеет твоя печать. Почему она сработала сегодня вечером?

Заяр такими бешеными глазами смотрит на еду, что я вздыхаю:

- Ешь. Но ответа я всё ещё жду.

И мы всё-таки начинаем есть.

***

Заяр в меру воспитан… для кожнара. По крайней мере он, наверное, знает, что такое вилка и нож. Вот только, похоже, так давно не видел нормальной еды, что ему проще свалить всё что можно на кусок хлеба и большими кусками запихивать в рот.

Я тоже люблю поесть, но всё-таки не так голодна, как он. Запихнув в себя пару ложек рагу и ломтик ветчины наполняю бокал и встаю. Подхожу к окну, оставив кожнара за спиной.

Под окнами дома песчаный пляж. Стоит ранняя осень, и на берег набегают почерневшие волны. Ветер хлещет листьями тропических деревьев.

Жемчужницы пришли из куда более жарких краёв. Здешнее лето для нас ещё ничего… А вот зимой выбираемся из домов только по уши закутавших в меха.

И очень скоро на побережье начнётся зима.

Невольно потираю свободной рукой озябшее плечо. Делаю глоток вина и поворачиваюсь.

Окно у кожнара за спиной, и я тоже стою у него за спиной. Похоже, он заметил это гораздо раньше и перестал есть. Спина напряглась.

Делаю последний глоток и перегнувшись через его спину опускаю бокал на стол. Осторожно кладу руки на обнажённые плечи. Под касаниями моих ладоней они напрягаются ещё сильней.

- Я – не моя сестра, - тихо говорю, наклонившись к его уху. – я вообще не люблю никаких игр.

Конечно же, мужчина остаётся напряжён. Но мне не хочется убирать руки, и я осторожно сжимаю его натянутые мышцы. Думаю о том, что по законам Жемчужного берега он принадлежит мне. Могу делать с ним, что захочу.

Похоже, Заяр думает о том же. Выпрямляется, забыв про еду.

- Что ты собираешься со мной делать? – напряжение так и сквозит в его голосе.

- Не знаю, - признаюсь, не убирая рук с его плеч. Осторожно провожу от шеи вниз и назад. – Зависит от твоих ответов, на мои вопросы. Если ты расскажешь мне душещипательную историю о том, что тебя схватили незаконно и дома у тебя выводок малышни и жена – скорее всего отпущу.

- У меня нет жены.

Похоже, мы с ним одинаково удивляемся этим словам. Я – потому что не ожидала такого признания. Он – потому что не собирался его произносить.

Легонько кашляю и нехотя убираю руки.

- Собственно, в первую очередь я говорила не про жену, а про то – законно тебя схватили или нет.

Садиться на табурет мне не хочется, поэтому обхожу стол и, скрестив руки на груди, пристраиваюсь плечом к стене.

Кожнар молчит.

- Ладно, вернёмся к вопросу о печати, - напоминаю я.

На сей раз получаю в ответ кивок и кожнар нехотя произносит:

- Печать активируется каждые двенадцать часов. Если Аяна не отключает её.

Моргаю.

- Двенадцать часов… Аяна не приходила к тебе уже семь дней?

- Я не считал.