И не спавший третью неделю Епифанов пошел в кабинет начальника управления, не евшего второй год».

Виноградов дочитал рассказ, оценил умную иронию Михаила Мишина и начал протискиваться к выходу…

– Владимир Александрович! Уважаемый! – Из припаркованного у парадной новенького «москвича» суетливо выбирался, придерживая одной рукой пыжиковую шапку, а другую опуская в карман бежевой «пропитки», полный одышливый мужичок.

«Такие не убивают» – эта мысль, пришедшая в голову Виноградову мгновенно, опередила возможный испуг.

Действительно, вместо пистолета в протянутой ладони незнакомца забелела «визитка».

– Сухарев Виктор Викторович, генеральный директор кооперативного агентства «Спорттур», – пыжик дрыгнулся вверх-вниз. – Владимир Александрович, прошу покорно – пять минут по личному вопросу.

– У меня прием до шести, – Виноградову грубостью тона пришлось прикрывать некоторую растерянность, возникавшую всякий раз, когда он убеждался в осведомлённости преступного мира и в вопиющей, возможной только у нас, уязвимости и незащищенности сотрудников милиции и членов их семей.

– Владимир Александрович, ради бога… Судя по вашему с Володиным разговору вчера – мы могли бы быть друг другу небесполезны.

– Допустим.

– Тогда, может быть, в машину? Не бойтесь, никакой опасности…

Виноградов понимал, что в машине есть еще кто-то – Сухарев выходил через переднюю дверь со стороны пассажира, но кто и сколько? Тонированные стекла – в свое время в Ереване милиция крушила такие резиновыми «демократизаторами» – не позволили разглядеть внутренность салона. Заметив колебание Виноградова, Сухарев бросил внутрь:

– Слышь, выйди-ка, погуляй поблизости. Я позову.

Со стороны водительского места встал и, разогнувшись, негромко хлопнул дверью угрюмого вида борец – его спортивную специализацию лучше всяких дипломов подтверждали характерно изуродованные уши, непропорционально развитая шея. Сломанный нос и весьма неширокий лоб были, так сказать, вторичными признаками – они нередко встречаются и у боксеров.

Алмакаев по кличке Ужас – Виноградов знал его по картотеке Управления и видел пару раз в обществе Володина – отошел в сторону и флегматично уселся на полуразвалившуюся качельку детской площадки, по счастью, пустовавшей.

– Владимир Александрович, вы же всегда с уважением относились к правилам игры… – начал Сухарев, когда они уселись рядышком на заднем сиденье.

– Не понял.

– Бросьте, здесь магнитофонов нет – отвечаю честью. Ну скажите, можно ли представить такое – повздорили два начальника милицейских отделов – к примеру, один у другого секретаршу увел. Обиженный берет бандитов с обслуживаемого района – и громит с ними квартиру интригана. Или возглавляет охоту на его постовых милиционеров – силами тех же бандитов. Это этично?

– Не говорите ерунды.

– Вот именно. Так почему же вы думаете, что в наши разборки мы будем подключать правоохранительные органы? У нас своя этика…

– Но при ваших «разборках» ранили моего человека и чуть меня не угробили.

– Вот в этом вину признаем. Поэтому мне дано добро на сотрудничество – лично с вами. Хотя, сами знаете, помогать «ментам»… Прокуратура озадачила вас поиском мотива – ведь именно его не хватает, чтобы списать дело? Верно?

– Не поражайте меня осведомленностью. Это и пионеру ясно.

– Упаси господь. Завтра у вас будет человек. Он даст показания, что в вечер перед смертью Контровский в «Ориенте» случайно поссорился с Перегоненко, смертельно оскорбил его – что же скрывать, хамоват был покойник, особенно выпивши, а «сатисфакцию» получать пригласил на Морской, наутро… Ну вот и пришел, рассчитался.