Семен не знал.

Это же не он, а проклятый Дэдо крутил в Париже с египтянкой где-то на стороне, потому Жанна и вызверилась. Если бы такое вытворить на спине самого Дэдо, Жанна убила бы обоих сразу (и Дэдо, и египтянку) – одним ударом ножа. Помня о странной привлекательности египтянки (на нее даже следователь Шуткин клюнул), Семен в камере не раздевался. Если уж совсем донимала духота, скидывал рубашку, чтобы не истлела, и на шконку ложился брюхом вверх, чтобы проклятая египтянка (потная, а потому, еще более привлекательная), не бросалась в глаза.

А вот ученый горец Джабраил оказался из простых бесхитростных шкрабов.

Он преподавал пацанам физику, в школе его и взяли. На перемене вернулся из шестой группы в учительский кабинет, а там сидели два командира в форме. Один вежливо сказал: «Давайте пройдемте, гражданин, пожалуйста», а второй так же вежливо кивнул: «Возьмите все ваши книги и тетради с собой, гражданин». – «Все-все?» – как бы не понял Джабраил, но хитрить ему не дали: «Дважды не повторяем!»

Все же толстую общую тетрадь, заполненную специальными математическими формулами и текстами, понятными только ему, ученый горец тайком оставил в столе в учительском кабинете, – пусть валяется. Никто на исписанную тетрадь не позарится, а он (так думал) скоро вернется. Не будут же самого обыкновенного шкраба держать на Лубянке целую неделю, тут налицо недоразумение.

О таком своем решении (оставить тетрадь в столе) Джабраил сильно пожалел, когда узнал, что ему, да, да, ему, простому школьному работнику, вменяется в вину злостная контрреволюционная пропаганда, а так же попытка толкнуть французам благодатный южный край (он там работал когда-то) вместе с ничего не подозревающими краснодарцами. По известной статье 58 (часть вторая) и по той же статье (часть одиннадцатая) УК РСФСР Джабраил получил причитающиеся ему шесть лет.

Если честно, то не так уж много.

И все равно (понимал) не могла его тетрадь пролежать в учительском столе столько.

А тетрадь эта была совсем не простая. Будучи толковым преподавателем, Джабраил перепахал всю доступную ему современную физическую литературу. Его с детства интересовал мир и люди в нем.

– Вот ты, например, много читал? – спросил он Семена, когда гуляли по монастырскому дворику, отмахиваясь от комаров.

– Само собой. Газеты. «Радио всем».

– И это все?

– А что еще надо?

Ученый горец укоризненно качал головой.

Сам он к моменту отсидки прочел всю доступную ему современную литературу по физике. И на русском языке, и на английском, и на немецком. Семен хотел задать Джабраилу какой-нибудь вопрос по-немецки или по-английски, но не решился. Еще, правда, примут за шпионов. Да и присмотреться надо к человеку. С этим Джабраилом (как и с ним самим), как ни крути, вышло чистое недоразумение. По большому счету должны были отправить ученого горца в Академию наук СССР, а отправили в Соловки. Джабраил ничего не украл, никого не убил, он даже не вмешивался в военную стратегию, не путал военные планы товарищей Буденного и Сталина. Он даже никого не обвинил в незнании специального предмета физики, хотя специалисты от него отмахивались. Огромный научный труд, написанный им за пару летних месяцев, проведенных в поселке Крестовка под Москвой, Джабраил назвал: «Принципиально новая теория физики на основе шестидесяти новейших фундаментальных открытий». Самым важным из шестидесяти описываемых в труде новых открытий Джабраил считал открытие (теоретическое) новой фундаментальной частицы – электрино. На эту частицу приходится, считал он, не менее пятидесяти процентов заряда каждого атома и около 98.83 процента их массы. Единственное, в чем Джабраил давал некоторую поблажку современной науке, – скрепя сердце согласился на существование электрона. Никаких других частиц, считал он, в природе не существует. Академики Иоффе и Рождественский сильно заблуждаются, весь мир состоит только из электронов и электрино, а все остальные так называемые элементарные частицы всего лишь дьявольское наваждение – мелкие осколки указанных Джабраилом элементарных частиц.