Отсюда все проблемы.

А вот Якобы Колечкину повезло: экспедиция наткнулась на осколки крупного разрушившегося при падении метеорита. Правда, с места находки Якобы Колечкин вернулся совсем один, все его спутники погибли в бурной горной реке, на которой перевернулась перегруженная лодка. Поиски, проведенные местными пограничниками, так ничего и не дали. Не нашли ни людей, ни груза.

Подозрительным профессором заинтересовались чекисты, и скоро выяснились очень даже интересные вещи.

Выяснилось, например, что отец Якобы Колечкина до революции был священником.

Больше того, дед Якобы Колечкина тоже когда-то был священником, лютым, приверженным, да и от разговоров самого профессора частенько несло ладаном и церковным маслом.

Впрочем, на коротком, но жестком следствии профессор спорить не стал, добровольно показал, что контрреволюционной деятельностью против Советской власти начал заниматься еще до революции и деятельность эта включала в себя как шпионаж в пользу Японии, так и активную помощь многочисленным белогвардейским бандитским формированиям. Находясь на Дальнем Востоке, злостный профессор не только передавал японцам найденные им осколки драгоценного метеорита, но и специально погубил на горной реке честных людей. А еще Якобы Колечкин написал в Лигу наций специальную петицию о том, что местное население очень желает господства японцев на всем Охотском побережье, а самим японцам пообещал вооруженную помощь. Вел энергичный астроном и яростную пораженческую агитацию. А еще постоянно сообщал японской разведке следующие важные сведения: где происходит охота на пушного зверя, такого как белка, лисица, выдра и медведь, и какое количество здесь добывается пушнины; где бывает самый хороший ход рыбы на Охотском побережье, понятно, с указанием времени года и с полным топографическим описанием береговой черты; о главных местах кочевья орочонского населения, об их количестве, о социальной прослойке, а также о количестве оленей, имеющихся у них; сведения топографического описания Охотского побережья и материковых глубинных пунктов с подробной легендой и особенностями климата, а также систематически освещал настроения местного населения, его отношение к Советской власти, выделяя скрытых и явных врагов народа.

С таким «астрономом» сильно и не церемонились.

Не чинясь, подписал он все листы многочисленных допросов.

Но после этого замкнулся, стал дичиться людей, даже коллегу физика Джабраила выслушивал только при свидетелях.

«При случае сведу тебя с Якобы Колечкиным, – пообещал Семену Джабраил. – Очень интересный человек, прожил богатую событиями жизнь. Сам хочу расспросить его подробно о времени, как о физическом понятии, он хороший спец, разговорится. Вот начнутся общие работы, я тебя с ним сведу».

Но общих работ не случилось.

Вместо общих работ в конце июля началась срочная переброска заключенных.

Куда везут, этого никто не знал. Но получилось, что с поезда всех з/к ссадили в виду ночных огней какого-то северного города, может, Мурманска. Под холодным ветром с моря загоняли на плашкоуты и под охраной вооруженных стрелков в полной тьме перевозили на борт черного, плохо освещенного парохода, огромного и еще более черного, чем сама ночь. Из трубы парохода летели густые искры, но сам он стоял на рейде неподвижно, только заглатывал зеков партию за партией.

Семен попал в твиндек правого борта.

Рассчитан такой твиндек на сто человек, а загнали туда двести.

Самый светлый просторный угол под единственным не задраенным наглухо иллюминатором (расположенным так высоко, что заглянуть в него не было никакой возможности) заняли блатные. Они курили, плевались, весело переругивались. Тех, кто пытался присесть рядом, гнали взашей. Скученная, забитая толпа жадно следила за тем, как урки, поплевывая, уминают хлеб с салом. Загнав врагов народа в твиндек, стрелки охраны совсем исчезли с глаз, наглухо задраив металлические люки над металлическими трапами. В переполненном помещении на некоторое время наступила неопределенная настороженная тишина. Зеки приглядывались друг к другу, пытались понять, кто есть кто, и что, собственно, происходит.