Человек-флюгер. Куда поманят, туда и идет. 

— Какие люди и без охраны. Это я удачно решил курнуть.

Парень достает самокрутку, с наслаждением затягивается. До меня доносится сладковатый, неприятный запах. Морщусь.

— Как дела, Окс? — Арсен словно случайно встает рядом со мной, и ладонь его ложится возле моей, сжимающей перила. — Что такая красотка забыла тут? Тебя некому развлечь?

Мотаю головой и отлепляю себя от ограждения. Нет сил даже ответить. Возвращаюсь обратно на кухню, но Арсен идет по пятам. Рассказывает что-то, но я не пытаюсь его слушать.

Где Катя? Куда она исчезла?

Денис шепчет на ухо Марине какую-то пошлятину (а что он ещё может шептать ей?), а та прикладывается к стаканчику с коньяком и хихикает. Толпа шумит. Кто-то целуется в углу. Кто-то пьет на скорость. Недовольная жизнью Ильина бурчит о том, что распитие алкогольных напитков запрещено уставом общежития, но не уходит. Танечка понимает, что это единственная возможность оказаться в гуще событий.  

Костров смотрит на меня. Нет, не так. Костров мажет по мне взглядом, полным безразличия, и притягивает к себе разомлевшую Маринку.

Мне должно быть всё равно. Меня не должно волновать то, с кем обнимается человек, которого я сама послала к чертям собачьим. Почему тогда физически больно наблюдать за тем, как ладонь Дениса ложится на колено Маринки?

— Окс, налить тебе? — лезет под руку Балбеков.

— Немедленно поцелуй меня, — требовательно говорю я, отворачиваясь от Дениса. — Заткнись и целуй.

Недолго думая, Арсен впивается в мои губы. Терзает, прикусывает, выдыхает в рот вкус самокрутки. Сразу дает понять, кто из нас альфа-самец. Даже не старается, скорее выпендривается. Скажем честно, исполнение на двоечку. Ладно, три с минусом, за энтузиазм.

«Поскорее бы это кончилось», — думаю я и вижу, как Денис берет Маринку за руку и уводит из общей кухни, а она пошатывается, запинается.

— Отпусти, — бормочу, вытерев рот.

Арсен непонимающе морщится.

— Окс, ты чего? Не понравилось? Я умею по-французски. Эй! Вернись!

Боюсь даже представить, в каком пьяном угаре Балбеков учился целоваться по-французски.

— Я женщина и я передумала, между нами всё кончено.

— Между нами ещё ничего не успело начаться...

— Вот именно. О, Катя! — замечаю входящую подругу. — Мне надо тебе кое-что рассказать, — я цапаю её за рукав и тащу подальше от студенческого мракобесия.

Мы заваливаемся в нашу общую спаленку, которую с трудом отвоевали у коменданта (тот планировал подселить к нам еще кого-нибудь, ибо «целых десять квадратов, чего пропадать добру?»), и я щелкаю замком.

— У Кострова на предплечье татуировка, — выдаю без «предварительной ласки». — В виде каких-то геометрических фигур.

— Э-э-э. И что? Откуда ты знаешь? — Катя заинтересованно подается вперед.

— Помнишь того парня из бара, о котором я говорила? Мы с ним целовались, пока Маринка с кем-то отрывалась? — Катя кивает. — Так вот, это был Костров. И мы не просто целовались. Мы чуть не переспали, но в последнюю минуту я струсила… а теперь…

Теперь думать ни о чем другом не могу.

Во мне клокочет зависть.

На месте Марины должна быть я. 

7. Глава 7

Подруга выслушивает меня, изредка кивая, а затем со вздохом набирает какой-то номер. Я утыкаю лицо в ладони и давлю всхлип.

Почему же так гадко?

Да пусть он хоть всё общежитие отлюбит по очереди или за раз. КВД аккурат через две остановки, можно прямо с секс-марафона туда двинуть. 

Так, я начинаю язвить. Плохой знак. 

— Мариш, а ты где? — щебечет она в трубку. — Уже дома, да? Одна? Ой, а мне показалось, что ты уходила с Костровым… Да что говоришь? Отвез, но не дался? — специально делает паузу, позволяя мне переварить услышанное. — Да ладно тебе, чего сразу заднеприводный? Может быть, просто не торопит события? Что-что? Ты лезла целоваться, а он отстранился? Хм, подозрительно, конечно.