Бардия как-то раз поинтересовался у Гауматы, дошло ли у него с Атоссой до постельных утех. В ответ он услышал, что на все попытки сближения Атосса отвечает Гаумате издевательскими намеками, что, мол, его самооценка неизменно возрастет после близости с нею, а вот ее собственная, вероятно, понизится.

«Поэтому Атосса обычно предлагает мне своих рабынь вместо себя», – печально вздохнул Гаумата.

– Этому издевательству нужно положить конец, – заявил однажды Бардия, ободряюще подмигнув Гаумате. – Действуй решительно, друг мой. Хватай Атоссу за волосы и тащи в постель! Можешь даже связать ее, чтобы она не сопротивлялась. Дай ей почувствовать свою силу. Именно так действовал Камбиз, когда почувствовал влечение к Атоссе.

– Но это прямое насилие, – неуверенно промолвил Гаумата. – Атосса возненавидит меня после этого.

– Плюнь ты на ее ненависть, – сердито сказал Бардия. – Ее издевки над тобой стоят этого. Пусть Атосса почувствует, что она такая же женщина, как и ее рабыни.

– Одна из рабынь Атоссы вооружена кинжалом, – опасливо заметил Гаумата. – Она может запросто вогнать кинжал мне в спину, когда я попытаюсь силой овладеть Атоссой.

– Не беспокойся, – заверил друга Бардия. – На эту ночь я велю убрать всех служанок. Этой ночью Атосса будет твоей. Делай с ней все, что только может сделать мужчина с женщиной. Но будь осторожен, как бы Атосса не откусила тебе…

И Бардия засмеялся, произнеся последнее слово.

– О царь! Как ты великодушен! – растрогался Гаумата.

Его мстительная душа наполнилась жестокой радостью. Уж он постарается отплатить неприступной дочери Кира сторицей в ее опочивальне!

Гонцы, разосланные во все концы Персидского царства, возвращались в Экбатаны, неся радостные и одновременно тревожные вести. Народ в городах и селениях с бурным восторгом воспринимает царские указы, особенно радуясь прощению недоимок и полной отмене налоговых платежей на трехлетний срок. Однако родоплеменная знать, купечество и ростовщики в крупных городах Сирии и Месопотамии не скрывают своего недовольства таким положением дел. Судебные процессы над проворовавшимися чиновниками и наместниками областей также вызывают озлобление знати.

В царском окружении нарастала тревога. Царское войско невелико, так как Бардия множество воинов распустил по домам. И если хотя бы некоторые из влиятельных персидских племенных князей поднимут восстание, одолеть их будет не просто. Большинство приближенных Бардии полагали, что самое лучшее – это не дергать тигра за хвост, т. е. закрыть глаза на вымогательства сатрапов.

Этому решительно противился Прексасп, как главный надзиратель за соблюдением справедливости и законности в державе Ахеменидов.

– Даже если вся персидская знать поднимется против Бардии, отступать от начатого он не должен, – молвил Прексасп. – Разве постыдно быть справедливым царем? Кир был справедлив не только к персам, но и к другим народам своего царства. За это Кира до сих пор вспоминают благодарным словом в Иудее, Мидии, Ионии и других землях.

– Прежде чем стать справедливым царем, Кир с беспощадной жестокостью истребил тех племенных вождей, которые тоже стремились к власти, – напомнили Прексаспу те, кто был с ним не согласен. – При Кире персы все время воевали и обогащались на войне. Бардия воевать не собирается, запрещает взимать долги и собирать налоги. У племенной знати не остается никаких средств для обогащения, а это чревато заговорами и восстаниями.

– Народ целиком и полностью на стороне Бардии, – стоял на своем Прексасп. – Племенные князья не смогут заставить простых общинников подняться против справедливого царя. Против любимого сына Кира!