За столами тут и там звучали недовольные приглушенные голоса:

– Ты слышал, Отана, в ближайшие три года не будет ни войн, ни походов. Так что своим боевым топором можешь колоть дрова!

– С таким царем персы разучатся владеть оружием!

– Клянусь Митрой, не ожидал я услышать такое из уст Бардии.

– Слышал бы Кир речь своего сына…

– Вот и задумаешься теперь, стоило ли убивать Камбиза.

– Тише, Интаферн. Придержи язык!

Находившийся неподалеку Каргуш расслышал реплику подвыпившего Интаферна и узнал того, кто старался заткнуть ему рот. Это был знатный перс Мегабиз.

До окончания застолья внимание Каргуша было приковано к этим двоим.

Арсам, хоть и был в числе приглашенных, но, возмущенный тронной речью Бардии, предпочел дворцовому пиршеству скромный ужин в доме своего друга, у которого он остановился, приехав в Экбатаны. Гистасп же посчитал неблагоразумным пренебрегать царским приглашением, тем более что милостью Бардии он был назначен сатрапом Парфии и Гиркании. Это означало, что Бардия ему доверяет. Парфия и Гиркания граничат с Мидией и землями кадусиев.

На пиру Гистасп сидел за одним столом с Отаной и Гобрием. Гобрий остался наместником Вавилонии. Отана из начальника конницы возвысился в сатрапы, ему Бардия доверил богатую провинцию – Сузиану.

Гистасп пошутил по этому поводу:

– Полагаю, друг Отана, своим назначением ты обязан красивым очам Фейдимы, которая досталась Бардии вместе с гаремом Камбиза. Ни для кого не тайна, что твоя дочь – самый прекрасный цветок в царском гареме.

– Я не видел бактрианку, жену Бардии, но, говорят, ей далеко до Фейдимы, – вставил Гобрий.

– Я буду рад, если Фейдиме посчастливится завладеть сердцем Бардии, – вздохнул Отана. – Может, тогда появится возможность как-то воздействовать на него. После сегодняшней тронной речи мне кажется, что у Бардии плохо с рассудком либо он находится под чьим-то сильным влиянием.

– Молчи, Отана! – предостерег Гобрий. – Рядом могут быть «уши» царя.

Вокруг и впрямь было немало мидян, кадусиев и бактрийцев. Это были сторонники Бардии, с восторгом принявшие столь широкий жест царя. Для бактрийцев и их соседей маргианцев, на чьи цветущие земли из года в год подобно саранче слетались сотни сборщиков налогов, новые указы сулили трехлетнюю передышку от налогового гнета, что не могло не радовать. Мидяне, жившие в плодородных долинах, тоже задыхались от налогового бремени. Вдобавок мидяне были обязаны наравне с персами участвовать во всех походах, выставляя пехоту и конницу. Их потери на войне были гораздо более ощутимы, нежели у тех же бактрийцев, которые выставляли только конницу да и то не во всех случаях. Трехлетний мир, обещанный Бардией, был для мидян подобен дару богов!

Радовались обещанной передышке и кадусии, потрясенные тяжелейшими потерями в Египте и Куше. Никогда еще воины этого горного племени не забирались так далеко от своей страны. Вождям кадусиев казалось бессмысленным завоевывать далекие земли, почти целиком состоящие из песка и камня. Еще более бессмысленным кадусиям казалось пытаться удержать в повиновении многочисленных вольнолюбивых египтян, которым покровительствуют их страшные боги с птичье-звериными головами и с фигурами людей.

– Будет лучше, если Бардия выведет гарнизоны из Египта, пока египтяне их не истребили, – разглагольствовал какой-то знатный кадусий, весь увешанный золотыми амулетами. – Держава Ахеменидов достаточно велика и без Египта. Не лучше ли отправиться на завоевание Индии, там живут племена, родственные нам, и нет такой жары, как в Египте.