Мне Немой на голову дракона указал, точнее, на волосы. Других пояснений и не нужно было. Я тут же навела в ушате в меру теплой воды, добавила в нее пасты из мыльного корня, но, прежде чем начать промывать белоснежную гриву, выбрала, выпутала из нее все веточки и листочки. А пока возилась и краем глаза наблюдала за тем, как Немой руки-ноги дракона обмывает, рассказала ему, как на лунного луавы налетели ― вдвоем на одного!

А потом поделилась с ним главной своей тревогой:

― Деда, меня знаешь, что беспокоит?

Немой глянул на меня вопросительно. К тому, что мы с близнецами его дедом кличем, он давно привык. И к вопросам нашим бесчисленным ― тоже.

― Не пойму я, отчего лунный до сих пор в беспамятстве, ― пожаловалась я тревожно. ― Кости у него целы, кроме двух ребер. Внутренних повреждений тоже ни в голове, ни в теле нет. Я ему и плечо выбитое вправила, и кровь, что из разбитой губы текла, заговорила, и всю дорогу пологом согревающим укрывала, чтобы не замерз. Так что ж с ним такое тогда?

Немой пару раз махнул руками, изображая крылья, потом изобразил то ли удар, то ли бросок в сторону лунного.

― Хочешь сказать, беспамятство с магическим ударом связано? ― угадала я.

Старый маг кивнул.

― Но это же не смертельно? Он очнется? ― я еще больше всполошилась. ― Ты сможешь побороть тот удар?

Старик снова качнул головой утвердительно и на миг прикоснулся к моим волосам, провел рукой по темечку, успокаивая и будто говоря: не бойся, все хорошо будет.

Страх сразу отступил. Немой, хоть и жил отшельником, но нам, селянам, всегда помогал, если кто с просьбой приходил. Значит, и лунному поможет! Недаром же тут, на землях, которые под защитой детей Алулны, поселился.

Вскоре с мытьем драконьей головы я закончила, белые густые волосы просушила мягким полотном, разобрала на пряди. Каждую прядь расчесала заговоренным гребнем, который помогал самым спутанным волосам распутаться, собрала белую гриву в две свободные косы, перехватила запасными кожаными ремешками.

Надо сказать, тепло на лежащего в беспамятстве дракона странно подействовало: дышать он стал чаще и глубже, будто его взволновало что-то. Но я это на счет горячего пара отнесла: сама в этой влажной обстановке чуть чаще дышала, даром что никакой большой работы не делала. Голову мыть ― невелик труд.

Немой, увидев, что я с заданием справилась, снова выгонять меня стал, правда, на этот раз ― только из бани. Взял под руку, отвел в переднюю пещеру, усадил подле очага и самолично отвара, приготовленного близнецами, для меня из котелка зачерпнул. Я смирилась, не стала настаивать, чтобы и дальше деду помогать. Да он и сделал почти все, что надо, пока я с гривой драконьей возилась.

Байл, следуя примеру деда, подал мне хлебную доску, на которой исходили паром две свежих румяных лепешки, каждая размером с мою ладонь. Берр наложил для меня в плошку варенья. Для деда близнецы тоже и чаю, и лепешек оставили, а там и сами присели за стол. Чаевничали молча ― как родители научили. Только когда все съели и выпили, Байл взглянул на часомер, который у деда в почетном углу стоял, и заволновался:

― Час с небольшим до полуночи. Может, пора нам домой спешить? Матушка волноваться станет, если сильно припозднимся.

Брат был прав: матушка наша уже в возрасте была, ей седьмой десяток уж два года, как пошел. Лишние волнения ей всякий раз боком выходили: то сердце прихватит, то голова разболится. Правда, я с этими хворями справляться давно научилась, но для этого ведь необходимо рядом быть.

Уходить не хотелось. Будто держало меня что-то, не пускало. Страшно было лунного оставить, хотя других таких надежных рук, как руки Немого, еще поискать надо! Думалось: может, отправить близнецов, а самой до утра у деда остаться? Светлячка братьям сделать ― до дома добраться хватит. Не маленькие, не заблудятся.