- Когда всё закончилось, я понял, что больше не могу… не могу никого судить, - продолжил император шёпотом. - Справедливость исчезла из этого мира. Я утратил чутьё, все преступления казались мне несущественными, а моё собственное бездействие – самым тяжким грехом. Я сходил с ума. Я думал, что вернувшись во Внутренний мир, навестив своего мастера, я всё пойму...

- Получилось?

- Мастер попытался увязать красивую легенду с творящимся безумием.

- Легенду о рождении нашего клана? – уточнила я.

- Да. Ведь когда Калека убил первую Деву, именно Дитя возродило её.

- Да, это было справедливое Дитя, - согласилась я с улыбкой. - Самый смелый из отшельников. Мудрый судья, великий лекарь. Оно похоронило её истерзанное тело высоко на горе и долго её оплакивало, пока из её костей не выросла плакучая ива. Она была королевой среди деревьев. Она цвела так роскошно и пахла так упоительно, что Мудрец при всей своей щедрости и доброте к людям окружил её свирепыми стражами. Мифи не позволяли никому приближаться к ней. А когда пришло время, на ней созрел драгоценный плод, из которого появилась женщина. Она была так же могущественна, как и прежняя Дева, и вечно юна, как Дитя. Её питало солнце. Её ложем была спина самого опасного зверя. Она танцевала на воде, будто сорвавшийся листок. И она поливала дерево своими слезами, пока на нём не вырос новый плод.

Помолчав, я задумчиво продолжила:

- Говорят, Ива перестала цвести, когда одна из Дев нарушила величайший запрет. Зачав плод в своём чреве, она сделала самое драгоценное из деревьев бесплодным. И женщины, всегда нуждающиеся в детях, стали брать обездоленных сирот из Внешнего мира. – Я вздохнула. – Теперь уже нет ни клана, ни дерева.

- Но осталась ты, - возразило тихо Дитя, кладя руку мне на щёку, - и я воскрешу то, что осталось от вашего клана. Это моё призвание.

- Так тебе сказал твой Мастер? – спросила я с улыбкой, и он качнул головой.

- Нет. Это стало очевидным, когда я почувствовал тебя вчера. Я проснулся и понял, что на этот раз не буду бездействовать. Я до последнего боялся, что это может быть Датэ… Хотя не сказать, что я испытал облегчение, увидев тебя в руках Старца.

По крайней мере, он не добавил «голую». Мужчина всё-таки завернул меня в ту опороченную им ткань с алтаря разврата?

- Ты приказал казнить его? – уточнила я, зная, что Дитя поступит справедливо.

- Нет.

Неправильный ответ.

- Ты заседаешь на военных советах, хотя Датэ далеко, а похитившего Деву и пойманного тобой отшельника судить не спешишь?

- Я же сказал, что не сужу больше.

- Твоя проницательность и острое чутьё здесь не нужны, Дитя. Старец виновен, он сам признался мне. Он сказал, что я была его пленницей десять лет. И единственным утешением для меня было – не знать, что именно он себе эти десять лет позволял! - Я тщетно пыталась скрыть раздражение. - Разве этот отшельник провинился передо мной не сильнее Датэ? Он воспользовался моей беспомощностью и моим горем, он присвоил меня и сделал своей вещью. Оружием. Но если ты не хочешь вступаться за меня, вступись за своих людей. Он убил твоих солдат.

- Я допрашивал его, я знаю, - ответил он глухо, соскальзывая с моих коленей, отворачиваясь. – Но именно из-за того, что он убил моих солдат, он должен послужить мне вместо них в предстоящем сражении. Если он погибнет? Это будет подходящая для него казнь.

- А что если он на стороне Датэ? Что если он с ним заодно?

- Нет, он досадил ему сильнее, чем кто-либо из отшельников.

- Даже если так, выпустишь его за ворота, и он тут же сбежит. Он предал свой собственный клан и своего господина. Тебе он не будет служить тем более.