«Твои глаза прекраснее, чем я представлял. Твой голос прекраснее, чем я представлял. Ты сама прекраснее, чем я представлял, ведь то, с чем я провёл эти десять лет – твоя тень, но я был покорён ею, как никогда и никем до этого».

Но Илай промолчал. Банально говорить такое Ясноликой, едва ли это прозвучит как комплимент. Это характеризовало каждую из них, насколько он слышал, хотя уже никогда не узнает этого наверняка. Никто не узнает.

Проклятье! Смотря на неё, Илай не понимал, как Датэ смог убить их всех. Речь не о силе. Просто лично ему бы разорвал сердце один только вид её слёз. Крик агонии? На такое способен только бессердечный. И это не просто пафосная метафора.

Ненависть к ублюдку проснулась с новой силой. Из умеренного пламени разгорелась в пожар, как и всегда до этого, стоило только Илаю взглянуть на Деву. Пусть она выглядела отлично – в своём уме, здоровой и полной сил, ярость была всепоглощающей, невероятно мучительной. Не попытайся Илай уже однажды убить его, то он отправился бы за ним сейчас.

Почему-то теперь, когда она очнулась, это уже не казалось местью. Он почувствовал реальную угрозу от Датэ. Намного сильнее, чем когда сам пришёл к нему. Когда принёс с собой её. Даже отдалённо не представляя, какой опасности её подвергает. Он был так наивен...

Всё потому, что Илай чувствовал себя непобедимым. Он был молод, свободен и силён, как никогда. Ему принадлежала последняя из Дев, а это само по себе вдохновляло на подвиги. Прекрасный символ борьбы, она так же служила неиссякаемым источником жизненной энергии, необходимой ему - отшельнику, практикующему проклятые техники... И - всего важнее - являлась хранительницей самых смертоносных техник, его сильнейшим оружием, "третьим мечом".

Как тут не почувствовать себя всемогущим?..

***

Он проник в расположение войск Датэ незамеченным и то, как легко ему это удалось, сделало его ещё более самоуверенным. Илай помнил, как беспечно вёл себя, оказавшись в его шатре. В отсутствии хозяина он побродил вокруг да около, пошарил в его вещах. Его поразили белые ковры из драгоценного меха, который никто бы не додумался так варварски бросать под ноги. Торжество убийства во всём. Но ни золота, ни выпивки Илай не нашёл.

Похоже, Датэ соблюдал заветы отшельников, поэтому не прикасался к деньгам, алкоголю и женщинам… в том смысле, в котором бы стоило к ним прикасаться.

Стоило ему так подумал, как полог в шатёр качнулся. В глаза бросился алый - совершенно невероятный цвет для волос и совершенно немыслимая их длина для мужчины.

Илай даже не сразу понял, что вошедший человек и есть грозный предводитель Калек. Пусть даже крепкий и рослый Датэ всё равно был сложен не по меркам Калек - непревзойдённых бойцов, мастеров физических атак. Огнепоклонники с Севера - они были единственными из отшельников, кто тренировал тело с большим усердием, чем сущность. Все Калеки были сложены так, будто их отлили из металла боги, а не выносили в чреве женщины.

Поэтому Илай удивился их встрече даже сильнее самого хозяина шатра, хотя казалось бы...

- Старец, - сказал Датэ так, будто почувствовал его появление в лагере давным-давно. В отличие от караула, который заметил его за секунду до смерти.

- Пламя погребальных костров, - отозвался Илай, на что Калека утомлённо вздохнул.

- И ты туда же. - Он скинул с плеч тяжёлую меховую мантию, угольно чёрную, ещё более чёрную на фоне белых ковров. Присутствие чужака не смущало Датэ. Настолько что он открепил ножны с мечом и оставил их в стороне, на подставке. – Оказывается, меня предпочитают называть так не только люди, но даже отшельники.