Договорить старший офицер не смог, осекся. Его слова прервал разрыв шестидюймового снаряда как раз на кормовом мостике. Егорьев только головой покачал, глядя на спину побежавшего по переходному мостику «старшего» – судьба фактически сохранила ему сейчас жизнь.
– «Ивате» возвращается!
От громкого выкрика сигнальщика Егорьев вздрогнул, но сразу вздохнул с нескрываемым облегчением – этого он и добивался своим нападением на «подранков» – «Якумо» и «Ниссин». Жаль, что оба миноносца, истратив последние торпеды, сразу ушли на соединение с эскадрой. Будь на них запасные самодвижущие мины, то уже бы с «подранками» все было покончено – на плаву бы продержались лишь несколько минут.
– «Ивате» направил в нашу сторону прожектора!
Евгений Романович боялся, что японский крейсер догонит «Олега», машины которого уже не могли выдать двадцати узлов. А так все хорошо – дай бог «Ниссин» удалось повредить, хоть и слабы шестидюймовые снаряды, но в освещенный прожекторами вражеский крейсер попадали исправно. Теперь нужно бежать как можно быстрее на восток – «Ивате» гораздо быстрее, и если догонит, то «Аврора» обречена…
Глава 5
– Ох, твою мать… Чего я до сих пор не подох?!
Пробуждение вышло внезапным и ужасным – видимо, принятая убойная доза коньяка позволила ему немного поспать, однако хмель уже выветрился, и боль снова принялась неутомимо терзать несчастное человеческое тело, что скрючилось на койке, как младенец в утробе матери.
– Грехи мои тяжкие, за что такая напасть?!
Фелькерзам выругался, с трудом присел, спустив ноги на пол, провел рукой по груди – рубашка была мокрой и так едко воняла, что одновременно накатила тошнота и захотелось чихнуть.
– Федор!
Не успело отзвучать имя, как в каюту тут же вошел старый вестовой, словно сидел ночью у незапертой двери. А может, там и сидел, охраняя тревожный сон своего адмирала.
– Приняли команду «Нахимова»?! Сколько я спал?
– Сняли всех, ваше превосходительство, еще час назад. А спали вы почти два… Часы ведь на столе, я их заводил.
– Ах да, прости, забыл – от боли глаза на лоб лезут. «Микстуру» дай, уж больно тяжко терпеть…
– Сейчас, Дмитрий Густавович, я только из бутылки во флакон перелью – чуть подождите, – матрос открыл нижнюю дверцу поставца и выдал такой замысловатый «загиб», что Фелькерзам вначале насторожился, но принюхавшись, все моментально понял.
– Прости, Дмитрий Густавович, недоглядел, – верный вестовой встал перед ним, склонил голову, понурился, с видом побитой собаки. Чуть запинаясь, негромко пояснил: – Когда бортами стукнулись, бутылки друг о друга ударились и побились. Я ведь не чуял, за дверью был, а как сейчас зашел, то запашок сразу же унюхал. Моя вина – мне и ответ держать!
– И хрен с коньяком, что мы в нем не видели, – Фелькерзам выругался, но тут же нашел решение. – Дуй к старшему баталеру, пусть нальет с цистерны ведро, да на меня запишет. Схвати его за шкирку и сюда – одна нога тут, другая там – шнель, шнель!
Квартирмейстер исчез, словно дух, а Фелькерзам сбросил с плеч расстегнутый китель, оставшись в рубахе. Поморщился – запашок шел скверный, медленно умирающей плоти, необратимый процесс, как ни крути – и так на четверо суток собственную смерть оттянул.
– Еще несколько дней продержаться нужно, ни хрена не сделано, успеть нужно, успеть… Ох!
Речь стала сбивчивой, адмирал захрипел, прижав ладонь к животу. С невольным вскриком он взял из коробки папиросу, закурил – первая затяжка оказалась благотворной, стало чуть полегче, по крайней мере, психологически. Выкурив в несколько затяжек папиросу, взял из коробки другую – вот ее тянул медленно, смотря, как струйки и клубы дыма уходят наверх, в пробитую трехдюймовой болванкой пробоину.